Томас Кенэлли - Дочери Марса

Сколько времени они провели в воде, определить было невозможно. Наоми хранила молчание, она уговорила помолчать и Митчи, а вот Онора болтала без умолку — слова из нее так и сыпались, а слушать ее кроме морских просторов было некому. Юноша с осколком шрапнели в голове стонал снова и снова. Впрочем, именно этого и следовало ожидать. Чего никто ожидать не мог, так это того, что солдатик или матрос — кто он там? — который висел, вцепившись в петлю плота, внезапно отпустил ее, будто усмотрел для себя более привлекательные перспективы спасения. Сержант попытался было прибегнуть к командирскому голосу, но поскольку оба были вне расположения части, действия это не возымело.

— А куда же подевались все эти эсминцы и транспорты? — услышала Салли вопрос Наоми. — Когда опасности нет, они постоянно вертятся поблизости.

— Наверное, боятся подойти. Подводной лодки боятся, — высказал предположение сержант.

— Терпение, — четко и раздельно произнесла Митчи. — У нас есть вода на этом нашем плоту, сестра Дьюренс?

— Нет, — призналась Наоми.

Было видно, что Митчи всеми силами пытается одолеть ужасную боль.

— Ну, — ответила Митчи, — разве мог кто-нибудь подумать…

Наоми, перегнувшись через край плота, прошептала Салли:

— Может, я лучше займу твое место, а ты мое?

— Нет, мне и здесь нормально, — солгала Салли.

Ей меньше всего хотелось оказаться лицом к лицу с муками Митчи и невозможностью избавить ее от них.

— Вот уж не знаю, выдержу ли я все это, не показав миру свою жирную задницу, — проговорила Онора.

Сержант рассмеялся, но скабрезности в его смехе не чувствовалось. Другой солдат, тот, что пытался вызволить этого мальчишку, то есть те, кто был на плоту с самого начала, молчали, будто язык проглотив.

Через какое-то время Наоми, вновь нагнувшись к Салли, доложила ей, что тазовая кость у Митчи цела. А вот верхняя часть бедренной кости — сплошная безнадега. На обеих ногах — фрагментарные переломы. На одну ногу она наложила жгут из солдатского ремня, а на вторую — из собственной блузы.

Салли прижалась лбом к черной резине плота, а Наоми попыталась приподнять Неттис, на которой не было даже спасательного пояса. Неттис оказалась легкой, приподнять ее труда не составило, и на удивление гибкой. Сержант помогать не стал, но отнюдь не из злого умысла. После долгих будней помыкания людьми он, по-видимому, решил устраниться от всякого рода распоряжений и посему помалкивал. Энергичность первых минут на плоту сменилась полнейшим равнодушием. Его полномочия вдруг испарились, их место заняла пустота.

Стоило Неттис оказаться на плоту, а Салли — в одиночестве, как вода вдруг показалась чуть ли не ледяной. Странно как-то. Но была вероятность, что, как только эта малышка окажется на плоту, она тут же обрушит на всех ледяной холод глубин, в которых ей выпало оказаться. Если вспомнить пляжи детства, едва ты замерзала, стоило лишь крикнуть старшей сестре или Макалистеру: «Мне холодно!» — и все. Тебя тут же вытаскивали из воды под медвяно-золотистые лучи ласкового солнышка. И Салли до сих пор считала, что так будет всегда. Но теперь посиневшие от холода губы Оноры, в которых будто в зеркале отражался и холод, который испытывала Салли, говорили как раз об обратном. Один из солдат вдруг хрипло запел:

Слава богу, на дальнем конце плота кто-то выкрикнул:

— На кой нам эта папистская дребедень!

Эннискилленские стрелки были родом из Ирландии — ныне разделенной, однако морские глубины готовы были принять всех ирландцев без разбору.

Салли была не в состоянии перестать чувствовать холод. Он казался ей частью ее самой. Мысль, что она сама превратилась в холод, ее потрясла. Ей показалось, что ее жутким образом надули — заставили испытать, насколько холодным может быть Средиземное море в середине лета. Лучше уж молчать, ни слова не говорить об этом. И не думать, что если она заберется на плот, станет лучше. Салли не сомневалась, что у нее не хватит сил вскарабкаться туда, там уж не до тепла будет.

— Мы все пока еще здесь? — решила проверить Наоми.

Она оглядывала горизонт. Разумеется, обшарила взглядом все четыре стороны света. Она — главная. Самая главная. Сколько же на плоту? Ах да, пятеро симпатичных солдатиков и матрос в придачу. Ну, так как? Держимся? Что ж вы так приуныли, ребята?