Томас Кенэлли - Дочери Марса

— Леди Тарлтон! — обрадовался он, обменявшись с ней рукопожатием. — Вы и ваш муж были так добры к нам с женой в Мельбурне. Я слышал о вашем австралийском госпитале. Боюсь, что он привлекает внимание критиков, как и я сам. Но я вас понимаю и должен сказать вам, что вы молодец! Да, молодец!

— Я могла бы добавить, — ответила на это леди Тарлтон, — что мои усилия, похоже, многих приводят в замешательство. Мой самый большой недостаток — это энтузиазм.

Генерал не замедлил с ответом:

— Будь это заболеванием, как бы мне хотелось, чтобы этим заразились и остальные. Я не возражал бы против масштабной эпидемии. Что касается замешательства, вы знаете, что я тоже часто привожу в замешательство. Обычный гражданский человек — и почему-то на военной службе. И… И еще. Я должен еще раз поблагодарить вас за приглашение в Дом правительства.

Она представила ему свою старшую сестру, как она называла Наоми. «Какое интересное и умное лицо, — подумала Наоми, — живой взгляд и цепкость ко всему вокруг, как и у нее. Ничего общего с придурковатой тупостью лорда Дадли».

— Если у вас есть минутка, — сказала Тарлтон, понизив голос, — я хочу попросить вас за жениха мисс Дьюренс. Офицер по снабжению медицинским имуществом, он был заключен в тюрьму за отказ взять в руки оружие. При этом он квакер и, поступая на службу, четко заявил о своем пацифизме. Уверена, вы более чем кто-либо другой не сможете остаться в стороне и наблюдать за преследованием человека по религиозным мотивам.

Взгляд генерала заметно изменился, и Наоми поняла, что он не слишком рад услышать подобное во время официального визита.

— Почему вы сказали «более чем кто-либо другой»… Вы намекаете на то, что я еврей? Если так…

— Нет-нет-нет. Я имела в виду, что вы — человек гражданский и придерживаетесь прогрессивных взглядов.

Наоми решила не думать о том, чтобы не поставить генерала в неловкое положение.

— Генерал Монаш, моего жениха посадили в тюрьму Миллбанк, потому что он член общества «Друзей» и состоял в медицинской службе с момента Дарданелльской операции. Он поступил на военную службу, чтобы спасать людей. Но взять в руки оружие ему не позволяют религиозные убеждения.

Генерал нахмурился.

— Вы понимаете, у нас нет возможности предоставлять солдатам выбор, — сказал он леди Тарлтон, обращаясь к ней, как посреднице Наоми. — Вы должны понимать, что наши французские и английские братья возмущены нашей снисходительностью по отношению к нашим солдатам, в то время как они очень суровы по отношению к своим. Вынужден сказать, леди Тарлтон, этот вопрос следует поднимать в другом месте.

Леди Тарлтон ответила:

— Видите ли, генерал, будь у меня возможность встретиться с вами в другом месте, я бы предпочла поднять его там, а не сейчас.

— Умоляю вас, генерал, — проговорила Наоми, понимая, что она и ее покровительница леди Тарлтон срывают мероприятие, но готовая на все, чтобы генерал запомнил Иэна. — Его зовут Иэн Кирнан, он хорошо нес службу, и он не трус, но убежденный квакер.

— Вы уже упоминали, что он квакер, — холодно напомнил генерал.

— Можем ли мы вам написать? — спросила Наоми. — Запомните ли вы нас?

— О, — сказал генерал, — можете не сомневаться, я вас запомню.

— В таком случае благодарю вас, — сказала Наоми. — От всей души благодарю вас, сэр.

— Да, спасибо, полковник… нет-нет, простите, генерал, — сказала леди Тарлтон с легкой улыбкой. — Когда мы встретились впервые, вы были…

— Да, — сказал генерал, — когда мы встретились в первый раз, леди Тарлтон, я был полковником Гражданской гвардии. Все меняется, и войны возносят нас на головокружительную высоту.

— Я рада вашему назначению, генерал, — проговорила леди Тарлтон.

— Спасибо. А сейчас прошу простить.

И он двинулся дальше вдоль шеренги медсестер.

Леди Тарлтон повернулась к Наоми.

— Думаю, все прошло очень, очень хорошо, — прошептала она. Хотя остаток шеренги был по меньшей мере озадачен, почему известный генерал так долго беседовал с чудачками из Австралийского добровольческого. На лице старшей сестры госпиталя застыла каменная безнадежность. Ведь день обещал быть благодатным, приятным и предсказуемым. Она твердо шествовала сбоку от генерала. Но понимала, что теперь возможность просить его о чем-то безнадежно испорчена.

Однажды Салли почувствовала, что, кажется, заболевает гриппом. Поговаривали, что на некоторых передовых пунктах эвакуации раненых он вывел из строя, по крайней мере, временно, каждого третьего, а на некоторых — до половины персонала. Салли ощущала дрожь, скованность в суставах и боль в горле. Она стала мерить себе температуру и увидела, как та за несколько часов поднялась, а стремительность развития болезни была, пожалуй, одним из ее главных симптомов. Она сообщила о своем состоянии старшей сестре, и ее положили в палатку, где уже находились двенадцать заболевших медсестер, за которыми ухаживали другие медсестры в масках.