Вадим Месяц - Искушение архангела Гройса

Прощальный обед длился недолго, часа полтора. Еда в «Нептуне» оказалась вкусная, домашняя. В напитках не было недостатка. Выступающие сказали о Неде много добрых, искренних слов. Речи завершил лесник, который встал и просто заплакал, сказав, что такого хорошего начальника у него больше не будет. Бабки-плакальщицы, прощаясь, ссыпали конфеты в свои вечные сумки. Эти сумки казались нам необходимой деталью обряда. Уже на улице я спросил Илану, успели ли они с Мячеславовной набрать правильной святой воды. Она печально улыбнулась:

– Мы привезли католическую. Подумали, какая теперь разница… – Она серьезно посмотрела на меня. – Давно хотела тебе сказать… Сережа, я опять беременна. Уже на четвертом месяце… Я знала, что Неда умрет… Решила родить новую…

Я удивился ее скрытности, но не подал виду.

– А чего не сказала-то? Я, как ты догадываешься, не против…

Илана опустила глаза.

– Да так… В этой суете… И потом я думала, вдруг ты заругаешься…

В кои-то веки Федор Николаевич отправился в командировку вместе с нами. То ли наскучило сидеть дома, то ли операция требовала его личного участия. Ехали мы на старом, тряском «уазике», за руль сел сам Теляк. Меня посадил рядом, Мотю Граубермана с Гройсом поместили на задних сиденьях. Им нравилось сидеть рядом.

– Впереди живые, позади мертвые, – шутили они. – Интересно, что они будут делать, если попадут в аварию…

Федор Николаевич не разделял их игривости:

– Откуда такая уверенность, вурдалаки? Что вы знаете о жизни? Пиво? Бабы? Работа? Вы работали когда-нибудь?

– На тебя работали, Теляк. Таскали Сизифовы камни… Восстанавливали твою секретную родину. Это правда, что у вас тут было море? Геродот свидетельствует. Хотя он много чего говорит… На море хотим. К пиву и бабам. Куда ты нас тащишь опять?

– Мы едем в Полесье, малыши. Там море и есть. Погуляем по его дну.

С заднего сиденья неразборчиво огрызнулись.

– А вы под литовцами жили, да? – спросил Мишаня, отличавшийся любовью ко всему иностранному. – Были холопами у литовцев и ляхов, я читал это в какой-то книге. А потом вас поработили москали…

– Мне трудно разговаривать с дураками, – хмыкнул Федор. – У нас все законы были прописаны на нашем языке… Статут ВКЛ, слышал? Это типа нашей Конституции. Жемайты и аукштайты в то время баловались клинописью. Почитайте списки. Высшее дворянство не имело в своих рядах ни одного туземца. Документы. Куда денешься?

– А евреев сколько? – спросил Гарри мрачно.

– Не знаю. Может, много, а может, и нет. Мне ужасно неудобно, Матвей, что я не в курсе. Могу сказать, что на моем кондитерском комбинате вашего брата не притесняют.

– А они работают у вас? – встрепенулся Мишка.

– Да, – ответил Теляк. – В отделе дегустации, – и заржал.

– А Советский Союз тоже мы развалили? – с дерзостью в голосе спросил Грауберман. – Анекдотами? Бабелями?

Мишаня наконец проснулся:

– Когда ваши танки вошли в город, мы все как один вышли на улицы. Мы засовывали цветы им в пушки, были готовы голодать, кидать камни, отдать все за новую жизнь. Некоторые даже погибли. Я ходил на похороны. Туда пришли тысячи людей.

– Три богатыря, – согласился Теляк. – Три богатыря попали под танк. Надо соблюдать правила дорожного движения.

– Я буду бороться за свободу – и здесь, и там. Как в девяносто первом! Если обезьяны создадут свою партию – буду голосовать за них. Если свиньи окажутся умнее – выберу свиней! За крыс, за попугаев, носорогов… Я даже за негров буду голосовать, за арабов. Или это одно и то же?

Меня воспоминание Мишани насторожило. Непосредственно в дни путча меня в Москве не было, но через несколько дней я вернулся, и мы вместе с Гройсом пили у него дома пиво, обсуждая историю пленения Горбачева. Прикончив ящик «Жигулевского», отправились к метро «Шаболовская» с большой видеокамерой и какими-то плейерами, которые можно было принять за журналистскую аппаратуру. Занятие в те времена привычное: мы прикидывались журналюгами, провоцируя порывы откровенности у соотечественников. В этот вечер нам не повезло. Народ по-прежнему был разгорячен и агрессивен. На вопрос о дальнейшей судьбе ГКЧП мы получили несколько противоположных ответов. Одна часть населения была за немедленный расстрел заговорщиков, другая предлагала отпустить их на волю. Люди быстро переругались, завязалась потасовка, в результате которой злоба народа перекинулась и на нас. Типа все беды от нас, журналистов. Пришлось спасаться бегством. К счастью, ни мы, ни наша техника не пострадали.