Вадим Месяц - Искушение архангела Гройса

– До свидания, – сказал Каган и вызывающе громко хлопнул дверью.

ДВА КОСТРА

В начале июля ночью мы шли колонной в Будслав. Мне понравилась одна девушка, россиянка, которую звали Кристина. Она пошла к нашей иконе вместе с родителями. Ее родители ходили к иконе Божьей Матери в Буду уже несколько раз. Икона исцеляла от слепоты. У девушки было хорошо со зрением, но она пошла поклониться иконе из чувства благодарности. Каждый год 2 июля в костел Успения Божьей Матери приходят тысячи паломников. Она помогает людям уже четыреста лет. Ее подарил нам папа римский.

– Икону прятали от москалей в Польше, – вспомнила она, – и литовцы нам помогали… Все помогали…

– Давайте думать про Божью Матерь, Кристина. Я совсем недавно пришел к Богу.

– Да? – вздрогнула она. – Знаете, у меня друг искупался в крещенской проруби и от простуды получил воспаление лицевого нерва. Теперь не показывается на людях, отрекся от Господа. Прав ли он?

– Господь посылает испытания…

– А что бы вы сделали, если бы Господь послал вам выбор? Вы бы выбрали себя или склонились на сторону Господа?

Мы вышли на поле у поворота на Княгинин. Община пошла по шоссе. Я подарил Кристине желтое соцветие пижмы, сообщив, что это лекарственное растение. Становилось холодно и туманно. До храма оставалось километров тридцать. По краям поля горело два костра. Одинаковые и яркие. Мы с Кристей пошли к тому, который казался нам ближе. Народ тоже пошел на огонь, кто-то двинулся за нами, кто-то пошел к другому костру.

– Мой костер в тумане светит. А какой из них – мой?

Мы пошли к тому, который посчитали своим. Шли долго, и я расспрашивал ее о родне. Вспомнил, что качал свою племянницу на качелях в Слониме и заглядывал ей под юбку. Что стыжусь этого до сих пор. Кристина смеялась, говорила, что все это не так уж важно. Это не грех, говорила мне она. Важно, что ты покаялся. Наконец мы подошли к костру, стоявшему на конце поля.

Я подошел к огню, чтобы согреть руки. Обернулся – Кристины рядом не было. Она стояла поодаль и дрожала от холода как осиновый лист. Когда она подходила к моему костру, ей становилось еще холоднее. Костер давал тепло одним людям, но обдавал смертным холодом других. Отвергнутые поворачивались и брели прочь, топча посевы, расплескивая святую воду из фляжек. Они должны были идти к другому костру, и Кристина оказалась среди них. Она бросилась на другой конец поля бегом. Я последовал за ней, решив, что всего лишь игра, начало отношений.

– Кристя, остановись! – кричал я ей вслед.

Навстречу мне бежали другие паломники. Мир разделился на тех, кому тепло у нашего костра, и тех, кому холодно. Это было физическим ощущением, не связанным с вероисповеданием. Кто-то посмел разлучить нас, запалив на разных краях поля огни разной природы.

– Ну как я тебе? – спросила Кристина, обернувшись на бегу.

– Ты мне очень нравишься, – ответил я ей, переведя дыхание. – Ты куда?

– Я замерзла, – рассмеялась она. – А ты куда?

У костра на другом конце поля стояли люди. Те, кого этот огонь принял за своих. Кристина подбежала к костру, склонилась над ним, распахнула кофту, стараясь согреться как можно быстрее. Я немного отстал во время бега, но на подходе к стоящим у огня людям, лицо мне обжег ледяной ветер, в грудь вонзились тысячи невидимых игл. Я понял, что не смогу подойти к ее костру.

Некоторые паломники, подойдя к нему, падали замертво. Из конца в конец поля бегали толпы людей, пытаясь найти себе правильное место для ночлега. Я опустил голову и побрел назад: туда, где мне было тепло. Я расстроился, решив, что происшедшее – знак судьбы, которая разлучает нас. Что даже завтра, когда мы вновь встретимся, и пойдем к святыне, нашим отношениям не бывать.

Кристина поняла, что я покинул ее не по своей воле. Догнала меня, сообразив, в какую ситуацию мы попали. Подбежала, окликнув меня по имени.

– Сережа! – закричала она, и я удивился, что голос ее прозвучал весело и звонко. – Господь послал нам испытание. Ничего страшного. Давай бегать по этому полю из конца в конец. К тому же, когда бежишь, не так уж и холодно…

И мы бегали с ней по полю до утра, и разговаривали, и смотрели друг на друга. И утром поклонились Божьей Матери в костеле Успения. И уснули на лавочке в городском сквере. Вдвоем.

СЧАСТЬЕ

Я закончил работу и пошел в спальню. Время близилось к рассвету, но в помещении было еще темно. Я привычно разделся в коридоре, чтобы не разбудить жену, и вошел со свертком одежды под мышкой, как новобранец на медкомиссии. В комнате было холодно. Жена любила свежий воздух и открывала окно на ночь. Я закрыл створки, задернул штору. Мне показалось, что в спальне что-то неуловимо изменилось и вместе с теплом воздушным вернулось тепло душевное. Я осторожно забрался в постель, лег на спину. То, что я почувствовал, заставило меня вздрогнуть. Я не думал, что подобное чувство может быть столь очевидно. Я лег в постель и ощутил присутствие родного человека. Забытая, ошеломляющая эмоция. Я пролежал без движений минут пять, пока наконец не понял, что в постели, кроме нас с женой, лежит ребенок. Я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить членов своей семьи, а главное, старался, чтобы чувство родственной близости продолжалось как можно дольше. Поначалу я даже не интересовался, кто рядом: сын или дочь. Потом пошарил во тьме рукой и в ответ услышал умиротворяющий шепот «папа пришел», который я принял за голос сына. Я удовлетворился этим объяснением. Гришка приходил в постель к матери чаще, ссылаясь на страшные сновидения. Наконец рука моя опустилась на подушку рядом, и я нащупал русалочьи локоны дочери Екатерины. Я улыбнулся. Сколько мне пришлось гадать, если детей было бы больше? Я лежал и улыбался до рассвета. Мгновения растянулись в вечность. Я лелеял их, смаковал. Я сказал себе: «Ты сейчас счастлив. Если когда-нибудь тебе станет совсем плохо, вспомни, как хорошо тебе было в то утро». Вот и вспомнил сегодня…