Малькольм Лаури - У подножия вулкана. Рассказы. Лесная тропа к роднику

— Джеффри, — сказал вдруг мсье Ляруэль бесстрастным тоном, — а она серьезно вернулась?

— Похоже на то, верно?

Оба помолчали, раскуривая трубки, и тут консул заметил на пальце у Жака кольцо, которого не видел прежде, с грубо высеченным халцедоновым скарабеем: снимет Жак это кольцо или нет, когда будет играть в теннис, но сейчас рука у него дрожит, а рука консула тверда.

— Я спрашиваю серьезно, — продолжал Ляруэль по-французски, когда они возобновили путь вверх по улице Огненной Земли. — Ведь она не в гости к тебе приехала, и не просто из любопытства, и не с условием, что вы останетесь лишь друзьями, и все прочее, осмелюсь спросить.

— Лучше бы ты не осмеливался.

— Будем говорить прямо, Джеффри, я забочусь не о тебе, а об Ивонне.

— Будем говорить уж совсем прямо. Ты о себе заботишься.

— Но ведь сегодня — могу себе представить — ты, вероятно, напился на балу. Меня там не было. Но почему в таком случае ты, вместо того чтобы сидеть дома, благодарить бога, отдыхать и стараться протрезветь, измываешься над ними, тащишь их в Томалин? Ведь сразу видно, до чего Ивонна устала.

Слова эти тускло, немощно отпечатывались у консула в мозгу, где беспрерывно мелькали легкие бредовые видения. Но он отвечал по-французски свободно, без запинки:

— К чему ты говоришь, что я, мол, вероятно, напился, тогда как Вихиль сказал тебе об этом по телефону? И разве не ты только что предлагал мне и Ивонне ехать с ним в Гуанахуато? Ты, верно, воображаешь, что стоит тебе увязаться за нами в эту поездку, и ее усталость как рукой снимет, хотя тот городишко в пятьдесят раз дальше Томалина.

— Я предлагал это, когда еще не понял толком, что она приехала только сегодня утром.

— Что ж… я уже позабыл, кому первому пришла мысль ехать в Томалин, — сказал консул. Неужели я разговариваю об Ивонне с Жаком, разговариваю вот так о нас? Но им к этому не привыкать. — Между прочим, я не успел тебе объяснить, как кстати тут оказался Хью…

— Яйца! — крикнул веселый хозяин лавки справа над ними.

— Мескаль! — прогудел какой-то едва знакомый его собутыльник, прошмыгнув мимо с обрезком доски под мышкой; или все это было утром?

— …Но, пожалуй, я не стану и объяснять.

Вскоре город уже надвинулся на них. Они подходили к дворцу Кортеса. Здесь дети (по наущению какого-то человека, тоже в темных очках, смутно знакомого, так что консул махнул ему рукой) кружились безостановочно вокруг телеграфного столба, как будто катались на настоящей, большой карусели, которая была посреди площади. Выше, на галерее дворца (здесь же помещалась ратуша), стоял по стойке «вольно» солдат с ружьем; еще выше, на другой галерее, толклись туристы: стадо скотины глядит на картины!

Фрески Риверы были хорошо видны консулу и мсье Ляруэлю прямо с улицы.

— Отсюда создается совсем иное впечатление, — сказал мсье Ляруэль, — а туристы и не подозревают об этом, норовят подойти ближе. — Он взмахнул ракеткой. — Справа налево фрески постепенно становятся все темнее. Это, как мне кажется, символизирует неуклонное расширение жестокого испанского владычества над индейцами. Ты меня понимаешь?

— Если отойти еще подальше, тебе, вероятно, покажется, что это символизирует слева направо неуклонное распространение благотворного американского господства над мексиканцами, — сказал с улыбкой консул и снял темные очки, — над людьми, которые волей-неволей глядят на эту роспись и помнят, кто заплатил за нее.

Ему были видны фрески, изображавшие, он знал, тлауиканцев, которые пали в бою, отстаивая ту самую долину, где он теперь живет. Художник запечатлел их в боевом наряде, под масками, в волчьих и тигровых шкурах. На глазах у него воины, казалось, безмолвно смыкали ряды. Вот они слились воедино, преобразились в грозного гиганта, который смотрел ему прямо в лицо. И вдруг гигант словно шагнул вперед, надвинулся, исполненный гнева. Это, вероятно, должно было означать, нет, это, без сомнения, означало, что он гонит консула прочь.

— Гляди, вон Ивонна и Хьюз машут тебе. — Мсье Ляруэль помахал в ответ ракеткой. — А знаешь, они, по-моему, как будто созданы друг для друга, — добавил он с горькой и в то же время злорадной улыбкой.

Да, теперь он видел, вон они, как будто созданные друг для друга, наверху, около фресок: Хью поставил ногу на нижнюю перекладину перил и смотрит поверх их голов куда-то вдаль, должно быть на вулканы, а Ивонна уже стоит к ним спиной. Вот она прислонилась к перилам, разглядывая фрески, потом повернула голову к Хью и что-то ему сказала. Больше они уже не махали консулу.