Малькольм Лаури - У подножия вулкана. Рассказы. Лесная тропа к роднику

— Текила, — сказал он.

— Una? [152] Одну? (исп.). — спросил официант громко, и мсье Ляруэль заказал газированную воду.

— Si, seriores. — Официант вытер столик. — Una tequila у una gaseosa [153] Хорошо, сеньоры. Одна текила и одна газированная вода (исп.). .

Он живо принес мсье Ляруэлю бутылку воды, поставил на столик соль, перец и блюдечко с нарезанным лимоном.

Кафе, помещавшееся в садике на краю площади, под деревьями, называлось «Париж». Что-то в нем и впрямь напоминало о Париже. По соседству бил незатейливый фонтанчик. Официант принес camarones [154] Креветки (исп.). и раков на тарелочке, но про текилу ему пришлось напомнить еще раз.

Наконец он подал и ее.

— Ох… — сказал консул, но дрожала не его рука, а кольцо с халцедоновым скарабеем.

— Неужели это действительно доставляет тебе удовольствие? — спросил мсье Ляруэль, а консул уже посасывал лимон, чувствуя, как текила живительным огнем разливается по телу, которое стало подобно дереву, чудесно зазеленевшему вдруг от удара молнии.

— Отчего это ты дрожишь? — спросил консул.

Мсье Ляруэль посмотрел на него в упор, потом с беспокойством оглянулся через плечо и сделал нелепое движение, словно хотел поддеть ракетку носком туфли, но снова забеспокоился и неловко поставил ее на место, около своего стула.

— Тебе-то чего бояться?.. — сказал консул насмешливо.

— Не скрою, я в растерянности… — Мсье Ляруэль бросил еще один долгий взгляд через плечо. — Ладно уж, дай мне глоток этой отравы.

Он наклонился вперед, хлебнул текилы и долго не поднимал головы от тонкого стаканчика, мгновение назад наполненного до краев сплошным ужасом.

— Ну как, нравится?

— Словно газированный бензин… Если я когда-нибудь начну пить это зелье, Джеффри, знай, что моя песенка спета.

— А я вот могу это самое сказать про мескаль… Но никак не про текилу, она ведь полезна… и вкусна. Как пиво. Действует благотворно. Зато если я снова примусь за мескаль, тогда уж, вероятно, мне крышка, — задумчиво сказал консул.

— Господи, твоя воля. — Мсье Ляруэль содрогнулся.

— Уж не боишься ли ты Хью, ну-ка скажи? — продолжал издеваться над ним консул и вдруг прочитал в его глазах всю тоскливую безнадежность, которую сам он пережил за долгие месяцы, с тех пор как уехала Ивонна. — Уж не приревновал ли ты ее к нему, чего доброго?

— С какой стати…

— Но признай, ведь ты сейчас думаешь о том, что за все это время я ни разу не поговорил с тобой откровенно, — сказал консул. — Ведь я угадал?

— Нет… Пожалуй, раз или два ты, Джеффри, сам того не ведая, был со мной откровенен. Нет, я от души желаю тебе помочь. Но ты, как всегда, отнимаешь у меня всякую возможность.

— Никогда я не был с тобой откровенен. Один я знаю весь этот ужас. Как сказано у Шелли, свет равнодушный не узнает… А дрожь твоя от текилы не унялась.

— Просто я боюсь, — сказал мсье Ляруэль.

— А я-то думал, ты никогда не боишься… Un otro tequila [155] Еще текилы (исп.). ,— сказал консул подбежавшему официанту, который опять громко переспросил:

— …uno?

Мсье Ляруэль поглядел на него так, словно чувствовал искушение сказать: «dos» [156] Две (исп.). .

— Я тебя боюсь, — сказал он. — Тебя, Дружище.

Консул выпил до половины второй стаканчик, и теперь до него долетали отрывочные, многократно слышанные слова, произносимые с лучшими намерениями: «Мне нелегко это говорить… скажу тебе, как мужчина мужчине… какова бы ни была она… и даже если произошло чудо… если только ты все по погубишь…»

Но консул смотрел мимо мсье Ляруэля, на аттракцион, работавший неподалеку: летающие гондолы, словно железные юбочки балерины, грациозной и женственной, взвивались все выше, выше. Они кружились теперь с пронзительным свистом и взвизгами, а потом целомудренно поникли, остановились на время, лишь слегка колеблемые ветром. Как это красиво, красиво, красиво…

— Ради бога, ступай домой… Тебе надо лечь… Или нет, подожди. Я сейчас их найду. Скажу, что ты не поедешь…

— Я поеду, — сказал консул, разрывая креветку на две половинки. — А это не camarones, — добавил он. — Это cabrones [157] Рогоносцы (исп.). . Так их называют мексиканцы. — Приставив большие пальцы к вискам, он изобразил рога. — Я саbгоп. И ты, пожалуй, тоже. Венера — рогатая планета.

— Но ведь ты же и ее жизнь погубил… а сам скулил без конца… она же к тебе вернулась!.. Тебе же выпало такое счастье…

— Ты мешаешь мне бороться в решительную минуту, — сказал консул, глядя мимо мсье Ляруэля на афишу у фонтана: Peter Lorre en Las Manos de Orlac, a las 6–30.— Мне сейчас необходимо еще выпить — конечно, пока не мескаля, — иначе я буду в такой же растерянности, как и ты.