Малькольм Лаури - У подножия вулкана. Рассказы. Лесная тропа к роднику

Ивонна кивнула, поддразнивая его:

— Очаровательная зверюшка. Просто прелесть.

— Ты никогда его не приручишь, и девочка тоже: оттого она и хочет его продать. — Хью отхлебнул пива из кружки, — Я знаю этих броненосцев.

— Ну, я сама знаю не хуже! — Ивонна шутливо покачала головой и взглянула на него широко раскрытыми глазами. — Все знаю!

— Тогда учти, стоит только выпустить эту тварь в сад, она тут же попросту зароется в землю, и поминай как звали.

Ивонна все так же слегка насмешливо покачивала головой и блестела глазами.

— Разве она не мила?

Хью опустил ногу, поставил кружку с пивом на лошадиную холку и разглядывал броненосца, длинную, злобную мордочку, игуаний хвост и мягкое крапчатое брюшко, словно это была игрушка какого-нибудь марсианского ребенка.

— No, muchas gracias, — решительно сказал он девочке, стоявшей на месте с безучастным видом. — И мало того, Ивонна, если ты попробуешь удержать эту проклятую тварь, она и тебя уволочет под землю. — Он обернулся к ней, высоко поднял брови, и они долго смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова. — Кажется, любимый твой У. X. Хадсон убедился в этом на опыте, — сказал наконец Хью. Где-то позади них сорвался с дерева лист и упал с шуршанием, словно кто-то вдруг сделал быстрый шаг и остановился. Хью залпом пил ледяное пиво. — Ивонна, — сказал он, — сделай милость, скажи мне прямо, ты действительно разошлась с Джеффри или нет?

Ивонна поперхнулась пивом; она уронила поводья на шею лошади, которая неуверенно тронулась с места, но остановилась сама, прежде чем Хью успел схватить ее под уздцы.

— Ты думаешь к нему вернуться или нет? Или ты уже вернулась? — Лошадь Хью, словно разделяя его чувства, тоже тихонько шагнула вперед. — Прости мою бесцеремонность, но я попал в ложное положение, а это невыносимо… я хочу знать наверняка.

— Я тоже.

Ивонна уже не смотрела ему в глаза.

— Стало быть, ты сама не знаешь, разошлась ты с ним или нет?

— Ах, я… я с ним развелась, — горестно ответила она.

— Но ты не знаешь, вернулась ли ты к нему?

— Да… Нет… Да, я к нему вернулась, само собой.

Хью молчал, а с дерева сорвался еще лист, прошумел в воздухе и, трепетно клонясь, повис на кусте.

— Когда так, не будет ли проще и лучше для тебя, если я уеду сегодня же, — сказал он мягко, — хотя мне хотелось недолго побыть здесь?.. Все равно я собирался съездить на несколько дней в Оахаку.

При слове «Оахака» Ивонна вскинула голову.

— Да, — сказала она. — Да, пожалуй. И все же… Ах, Хью, мне нелегко это сказать, только…

— Что только?

— Только, пожалуйста, не уезжай, пока мы не объяснимся. Мне так страшно.

Хью уплатил за пиво, с него спросили всего двадцать сентаво; на тридцать сентаво дешевле броненосца, подумал он.

— Может, выпьешь еще?

Ему пришлось повысить голос, перекрывая возобновившийся грохот машин. «Тартарары, тартарарары, тартарары», — гремели они.

— Нет, мне и эту кружку не допить. Допей ты.

Они медленно тронулись в путь, пересекли двор и выехали за массивные ворота на дорогу. Словно по молчаливому уговору, они свернули направо, в сторону от станции. Их нагонял автобус из города, и Хью подъехал вплотную к Ивонне, а собака отогнала жеребят на обочину. Автобус — «Tomalin: Zocalo» — прогрохотал и скрылся за поворотом.

— На нем можно попасть в Париан.

Ивонна отвернулась, пряча лицо от пыли.

— Разве этот автобус идет не в Томалин?

— Все равно это самый удобный способ попасть в Париан. Кажется, есть и прямой автобус, но он отправляется с противоположной окраины города и от Тепальсанко идет по другой дороге.

— В этом ГІариане мне чудится что-то зловещее.

— Вообще-то место унылое. Правда, это бывшая столица штата. Если не ошибаюсь, в старину там был большой монастырь — в этом он не уступит Оахаке. Теперь в кельях разместились лавки и даже пивные. Но вокруг сплошные развалины.

— Любопытно, что там нашел Вебер, — сказал Хью.

Пивоварня с ее кипарисами осталась далеко позади. Неожиданно они очутились у железнодорожного переезда и повернули направо, к дому.

Они ехали рядом по железнодорожному полотну, тому самому, которое Хью видел из рощи, огибая эту рощу теперь уже с другого края. По обе стороны низкой насыпи были узкие канавы, а вокруг рос кустарник. Вверху звенели и тосковали телеграфные провода: «Гитарра, гитарра, гитарра» — все же это было получше, чем «тартарары». Железная дорога — это была узкоколейка, хоть и в две линии — то неведомо почему удалялась от рощи, то подступала вновь и тянулась вдоль ее опушки. Через небольшой промежуток, словно для симметрии, она подошла к роще совсем вплотную. А поодаль она закруглялась влево, описывая огромную дугу, и легко было предугадать, исходя из простой логики, что она неминуемо вновь пересечет дорогу на Томалин. Телеграфные столбы не могли этого стерпеть, они гордо шагали напрямик и терялись вдали.