Малькольм Лаури - У подножия вулкана. Рассказы. Лесная тропа к роднику

— Да, представь себе. Меня вывалили там из санитарного самолета вместе с двумя дюжинами бутылок пива и пятью разнесчастными журналистами, которые торопились в Париж. Это было вскоре после нашей встречи с тобой. Понимаешь, когда стало ясно, что в Мадриде и впрямь вот-вот начнутся события, мне дали команду из редакции «Глоба» заняться этим… Ну, я и двинул туда сломя голову, но потом меня временно отозвали обратно. А в Китай я попал только после Бриуэги.

Ивонна искоса взглянула на него и спросила:

— Хью, надеюсь, теперь ты не поедешь в Испанию ни в коем случае?

Хью рассмеялся и тряхнул головой; осторожно разжав пальцы, он уронил догорающую сигарету в ущелье.

— Что толку? Сменить там доблестное воинство продажных шкур и спецов, которые разбежались по домам и изощряются в мелочных издевках с намерением опорочить все дело, как только вышло из моды быть поборниками коммунистов?.. No, muchas gracias [92] Нет, благодарю покорно (исп.). . И вообще с журналистикой покончено, я говорю это серьезно, ничуть не рисуясь.

Хью сунул большие пальцы за пояс.

— Так вот о чем говорил Джеффри, когда сказал, что ты «жаждешь действия» и все прочее… А какова таинственная иная цель, которая привела тебя сюда?

— Это прескучное дело, — ответил Хью. — Просто я решил опять немного поплавать. Если все будет благополучно, что-нибудь через недельку я выйду в море из Веракруса. Ты же знаешь, что я матрос первого класса и бывший рулевой? Конечно, я мог бы наняться на корабль в Галвестоне, но теперь это стало не так-то просто. И в любом случае мне больше улыбается отплыть из Веракруса. Сперва зайдем в Гавану, потом, вероятно, в Нассау, а оттуда, представь себе, прямым ходом в Вест-Индию и Сан-Паоло. Мне давно уже охота взглянуть на Тринидад — когда-нибудь в Тринидаде начнутся веселые дела. Джефф немножко мне помог, порекомендовал тут кое-кому, но и только, я не хотел взваливать на него ответственность. Но не в том дело, просто я сам себе надоел до смерти и конец. Попробуй лет пять, а то и больше под чужими фамилиями уговаривать человечество во кончать самоубийством и мало-помалу начнешь понимать, что сами твои усилия только способствуют осуществлению этого замысла. Ну, скажи, что можем мы знать?

А про себя Хью думал: пароход «Ноэмихолеа», водоизмещением 6000 тонн, отплывет из Веракруса в ночь с тринадцатого на четырнадцатое (?) ноября 1938 года с грузом сурьмы и кофе, возьмет курс на Фритаун, Западная Африка, но, как ни странно, пойдет туда через Цукох на побережье Юкатана, забирая при этом к северо-востоку; тем не менее через проливы Наветренный и Извилистый он выйдет в Атлантику и после многих дней пути в открытом океане приблизится к гористому берегу Мадейры; далее, минуя порт Лиаути и держа якобы курс на Сьерра-Леоне, лежащую в 1800 милях к юго-востоку, он войдет, однако, если все будет благополучно, в Гибралтарский пролив. А потом, после успешных, как можно надеяться, переговоров со сторожевыми судами Франко, блокирующими выход из пролива, крайне осторожно поплывет по Средиземному морю, оставив за кормой сперва мыс Гата, затем мыс Палое, а там и мыс Нао; далее, держась в виду Питузских островов и тяжело кренясь, корабль пойдет по Валенсийскому заливу к северу, минует Сан-Карлос-де-ла-Рапита, пройдет устье Эбро, и наконец покажется скалистый берег Каррафа, а там, в Валькарке, все так же тяжело кренясь, в двадцати милях от Барселоны, он выгрузит тринитротолуол для изнемогающих в боях республиканских войск, после чего, всего вероятней, орудийный залп разнесет его на куски…

Ивонна смотрела вниз, в ущелье, волосы ее рассыпались, скрыли лицо.

— Я знаю, Джефф иногда болтает всякие гадости, — говорила она, — но в одном я с ним согласна: эти романтические помыслы об Интернациональной бригаде…

Но Хью стоял у штурвала: бродяга Фермин, или Колумб наоборот; под ним бак корабля в синей впадине меж волн, и медленные брызги летят через подветренные шпигаты в глаза матросу, бросающему лаг; на носу вперед смотрящий по знаку Хью пробил склянку, а матрос вытащил лаг; сердце Хью вздрагивало вместе с кораблем, и вахтенный офицер был уже не в белой форме, а в синей, потому что наступала зима, но еще и потому, что так прекрасна, так чиста была безбрежная синева моря…

Ивонна нетерпеливо откинула волосы и выпрямилась.

Хью вдруг засмеялся, негромко, безо всякого видимого повода: он тоже стремительно выпрямился и вскочил на перила моста.

— Хью!

— Бог ты мой! Там лошади! — сказал Хью, глядя вдаль с высоты своего воображаемого роста в шесть футов и два дюйма (хотя в нем было всего пять футов одиннадцать дюймов).