Дженнифер Клемент - Молитвы об украденных

– Вот. Прочитай, если не веришь. Даже в газетах про это писали!

Я просмотрела заметку и вернула вырезку Авроре. Она присоединила ее к пачке.

Аврора гордилась своим поступком. Для нее это был акт правосудия.

– Я вскипятила воду. Добавила кофе. Дала ему осесть.

– Да.

– Я поставила чашки на поднос вместе с сахарницей. Из столовой слышались мужские голоса. Я перемешала кофейную гущу.

– Да.

Аврора молчала и силилась вдохнуть. Казалось, ей удается только выдыхать. Пытаясь набрать в легкие воздух, она выгибалась всем телом, но тщетно.

– Как тебе это удалось?

– Да минутное дело. Раз плюнуть. Взяла из-под раковины бутылку с крысиным ядом. Плеснула в кофе. Проще простого. Как сахар кинуть.

Я потянулась и взяла Аврору за руку. Кожа у нее была шершавая, как будто покрытая морским песком. Я вгляделась в морскую даль ее глаз и увидела китов и дельфинов.

– Пожалуйста, расскажи мне побольше о Пауле и Макклейне, – попросила я.

Аврора поведала мне, что у Макклейна не только имения по всему северу, но есть бизнес и владения в штате Герреро.

– Где-то рядом с вами, – просипела Аврора. – Я там не бывала, но знаю от других женщин, что как-то на Рождество он устраивал там Северный полюс и даже привозил на самолете северных оленей.

– Да. Про это я слышала.

– А ты слышала, что Макклейн так любил свою лошадь, что похоронил ее в гробу на кладбище, как человека?

– Нет. Про это не слышала.

– Говорят, он хочет быть похороненным в собственной машине.

– Да говорят, на кладбищах полно людей, похороненных в машинах.

Аврора еще раз приложилась к бутылке.

– Как Паула добралась до дому? Ты видела ее? – спросила она, опять откидываясь на матрас. – Она рассказывала тебе про ранчо Макклейна?

– Мать Паулы кормила ее из бутылочки, из бутылочки с соской, и даже давала ей детский «Гербер», – ответила я.

Аврора выслушала и зевнула. Ее веки опустились и поднялись, опустились и поднялись. Затем она повернулась на бок и заснула.

Я всмотрелась в ее лицо. Спокойное, не искаженное борьбой за глоток воздуха, оно хранило следы дивной красоты. Недаром Аврору украли. Теперь она выглядела как неухоженная собака, потерявшаяся на шоссе.

Я свернулась клубочком у нее в ногах и тоже заснула.

Впервые за время заключения мне приснился сон. Его явно навеяли ядовитые пары. Сон был про Хулио. Мы лежали на траве в саду мраморного дома в Акапулько. Лежали на боку, глядя друг на друга. Его тело было прозрачным. Сквозь плоть светились звезды и луна, и я знала, что Хулио – порождение космоса.

Меня разбудил кашель Авроры. Тусклый свет подсказал мне, что я проспала несколько часов. Словно бы близость кого-то, кто знал Паулу, знал мою жизнь, успокаивала меня и убаюкивала. Аврора перенесла меня домой.

Когда я открыла глаза, мой взгляд привлекла фигура на нарах напротив. Виолетта.

Я села.

На ней не было ничего, кроме обмотанного вокруг головы полотенца. Я заметила у нее за ухом струйку воды, вытекающую из-под махрового тюрбана. От крохотного душевого поддона к ее нарам вела мокрая дорожка.

Виолетта обложила свою постель массой мягких зверушек. В куче у стены я распознала панду, жирафа и не меньше пяти мишек. Целый зоопарк.

Ее тело было сплошь в татуировках. С обращенного ко мне плеча спускались к локтю буквы «Т-О-М». Запястье той же руки окружали татуированные браслеты в виде колючей проволоки.

Виолетта сидела нога на ногу перед разложенным на постели полотенцем, на котором стояли несколько пузырьков с чернилами. Я различила красные и зеленые. На одеяле лежало несколько шприцев и длинных иголок.

Виолетта бросила на меня взгляд.

– С добрым утром, – сказала она.

– Разве сейчас утро?

– Эй, хочешь наколку? Здесь все с наколками. Всё моя работа. Могу и тебя разукрасить.

При звуках голоса Виолетты Аврора вздрогнула и проснулась.

– Нет, пока не надо. Спасибо. Если я выйду отсюда с татуировкой, мама меня убьет!

– Отвяжись от нее, Виолетта, – вмешалась Аврора.

– Ты, видать, еще не в курсах, принцесса, что снаружи по тебе плачут ровно три дня, а потом забывают, кто ты такая?

Виолетта резко нагнулась и ущипнула меня за плечо. Она зажала мою кожу между пальцами и повернула, как ключ в замке.

– Пусти! Больно!

– Почему? – спросила она, отстраняясь. – Почему хорошие люди всегда уверены в своей правоте? А?

– Что я такого сказала?

– В тюрьме бабы серьезные, обид не спускают, – рыкнула Виолетта.