Евфимия - Тайны монастырей. Жизнь в древних женских обителях

Судьбы юных послушниц-воспитанниц складывались по-разному. Некоторые, прожив в монастыре год-другой, покидали его. Другие оставались там на всю жизнь. Так, Ирина Данилова, поступившая в 1902 году в возрасте 13 лет в Сурский монастырь, прожила в нем до 1917 года. А согласно послужным спискам за 1921 год, жила на родине, в деревне Шуломень, продолжая при этом числиться в монастырской общине. Уже упоминалось о послушницах Ущельского монастыря Ольге Филатовой и Лидии Петрушкиной, которые оставались в нем до самого его закрытия.

Аналогичным образом обстояло дело и в вологодских монастырях. Например, послушница Горнего Успенского монастыря Серафима Андреева, принятая в него в 9-летнем возрасте «по сиротству», проживала в нем и в 1901–1910 годах. С учетом того, что в это время ей уже исполнилось 30 лет, она явно не собиралась покидать монастырь. О самом удивительном случае, когда бывшая воспитанница Холмогорского монастыря Матреша Спехина впоследствии стала его игуменьей, матерью Ангелиной, я уже упоминала ранее.

Безусловно, даже те послушницы, которые с малолетства воспитывались при монастырях, не всегда безболезненно совершали свой окончательный выбор между миром и монастырем. Так, послушница Сурского монастыря Евдокия Максимовна Конашова (или Канашева), воспитывавшаяся в Сурском монастыре с девятилетнего возраста (с 1901 года), в октябре 1912 года по собственному желанию выбыла из монастыря и вновь прибыла в 1913 году, чтобы на этот раз остаться в нем навсегда.

Вероятно, в течение этого года она рассталась с надеждой найти свое счастье в миру. За скупыми строчками из послужного списка скрывается личная драма юной крестьянской девушки… Однако в истории северных женских монастырей история Евдокии Конашовой – единственный пример, когда монастырская воспитанница пережила мучительный выбор между мирской и монастырской жизнью. И большинство подросших монастырских воспитанниц пополняло ряды сестер монастыря. Разумеется, этому способствовало то, что монастырская община для них заменяла семью, в связи с чем разрыв с ней для них казался и был немыслимым.

Завершая рассказ о благотворительной деятельности северных женских обителей, напомню о том, что она была характерна для всех женских монастырей. Конечно, характер и объем монастырской благотворительности зависел от многих причин – от срока существования, степени материальной обеспеченности того или иного монастыря, а также от инициативы их настоятельниц.

Безусловно, монастыри не могли разрешить всех социальных проблем, с которыми им приходилось сталкиваться. Однако то, что насельницы северных женских обителей помогали обездоленным людям, прежде всего – детям-сиротам, свидетельствует о том, что в те времена, как, впрочем, и сейчас, Русская Православная Церковь не оставалась в стороне от социальных проблем своего времени и своего народа и стремилась по мере возможности разделить и облегчить их.

Вот и подошел к концу рассказ о северных женских монастырях. «Что было дальше?» – спросит читатель. Дальше были революция, Гражданская война, гонения на Церковь. Их не пережила ни одна из северных женских обителей. Многие из монахинь и послушниц приняли мученическую смерть за Христа. Вышедший в свое время справочник «За веру Христову» – настоящий мартиролог не только священнослужителей и мирян, но и насельниц северных монастырей.

Впрочем, участь уцелевших была не лучше – нищета, лишения, смерть в одиночестве, людское забвение. Они выбрали этот путь по доброй воле и прошли по нему до конца, зная, что следовать за Христом значит вслед за Ним взойти на Голгофу. Жизненный путь православного христианина – всегда крестный путь.

Мой рассказ завершен. Удалось ли мне сполна осветить различные стороны жизни северных женских монастырей – об этом судить вам, дорогие читатели. Но, возможно, вы поняли, что жизнь северных обителей была не совсем такой, как ее изображали и изображают светские писатели и журналисты. И обители эти не были ни тюрьмами, ни заоблачными твердынями, где жили люди, полностью чуждые проблемам и скорбям мира.

Это были общины со сложной и многогранной жизнью, которую мы теперь можем лишь частично представить себе по сохранившимся документам. И обитали в монастырях простые люди, во многом подобные нам. Хотя, глядя на сохранившиеся старые фотографии северных монахинь, я думаю, что, возможно, они кое в чем все-таки были лучше, чем мы – добрее, чище, жертвеннее нас. И если благодаря этой книге читатель смог увидеть этих давно умерших монахинь именно живыми людьми, простыми русскими женщинами – неутомимыми труженицами, молитвенницами, у которых под черными одеждами бились добрые и сострадательные сердца, – я считаю свою цель достигнутой и свой труд свершенным.