Полина Жеребцова - 45-я параллель

В мягком кожаном кресле за столом сидела женщина в строгом костюме и изучала сквозь линзы очков какие-то ценные бумаги.

– Доброго дня, – поздоровалась Ольга, склоняясь в три погибели.

– Здравствуйте! – отчеканила женщина и резко сняла очки. – Что вам надо?!

– Посмотрите, пожалуйста, – голосом, каким крестьяне выпрашивали у барина отсрочку по оплате десятины гундосила Ольга, – принесла товары новые, книжки интересные, купите хоть одну, ради Господа.

Она развязала мешок и начала выкладывать книги по кулинарии, сказки для детей, детективы и кроссворды.

– Ну-ка убрали все! Живо! – вскричала женщина. – Сейчас охрану позову, получите дубинками по почкам. Быстро ноги в руки и улепетывайте!

Ольга, бормоча извинения, сложила товар обратно в мешок и, еще больше сгорбившись, вышла в коридор.

– Так ты не курьер! – сказала я. – Курьерская фирма – это афера! Ты – продавец никому не нужного товара, который надо впихивать, блуждая по офисам и кафе. В любой момент тебе могут навешать оплеух! Мне уже предлагали такого рода работу с косметикой. Это же ужасно! Начальство отбирает паспорта, издевается над людьми. У тебя паспорт отобрали?

– Да, – ответила Ольга и тут же добавила: – Я сама отдала. По доброй воле.

– Какая у тебя зарплата? Только честно!

– Десять процентов от проданного товара.

– Много продаешь?

Ольга потупилась.

– Заставляют брать целый мешок, а продаю три-четыре книги в день, если хожу десять-двенадцать часов. Люди бедны, никто ничего не берет, экономят, чтобы купить продукты.

– Сколько в день получаешь?

– Рублей сто.

Ответ курьера поверг меня в шоковое состояние. Получалось, что питается ее семья только хлебом и водой и очень редко дешевыми консервами!

– Ладно, – сказала я, – жуликоватому начальству своему передашь от меня что-нибудь русским матом, на выбор. Я даже от отчаяния на такую работу не соглашусь. Меня с чеченской пропиской не то что в журналисты, не берут посудомойкой! Но таскать мешок с книгами, впихивая их людям, сгибаясь под неимоверной тяжестью… это слишком. Сегодня помогу тебе, а затем простимся.

Ольга повеселела:

– Мне бы молодость, – сказала она. – Ты можешь сбежать за тридевять земель, а я, как старая коряга, не могу выбраться из трясины…

Мы начали стучать в двери и предлагать книги. Если нам открывал мужчина и отказывался делать покупку, я предлагала ему поднять мешок и проверить, какой груз носит на себе хрупкая изможденная женщина с несчастным лицом. Несколько человек, смутившись, купили у нас по детективу в мягкой обложке.

– Спасибо, Полиночка! – радовалась Ольга, периодически бросаясь ко мне с объятиями.

Мы обошли все офисы в центре, и она поделилась, что завтра будет работать в другом районе, так как нужно менять дислокацию во избежание тумаков.

Мешок к вечеру стал легче, и, побродив еще немного, мы купили по жареному пирожку с картошкой. Это было нашим обедом и ужином.

Я пожелала Ольге найти другую работу, но она покачала головой:

– Нереально! Я обошла все столовые, фабрики и магазины. Никто не берет! Люди держатся за рабочие места, цепляются, как утопающие за соломинку. Буль-буль-буль!

– Печальное сравнение! Удачи!

Мы простились.

Мама расстроилась, услышав мой рассказ о первом дне курьерской работы. Она уже рассчитывала, что я начну приносить доход, а она, как в моем детстве, будет все отбирать и распоряжаться деньгами.

Пенсию, которая ей полагалась, государство платить отказывалось: нет жилья – нет пенсии. Как забавно! Все в России подстроено так, чтобы вышвырнуть людей, переживших войну, на обочину, в нищету, и забыть о ненужных свидетелях навсегда.

Пособие по безработице нам не платили по той же причине: если человек не имеет достаточно средств, чтобы купить свой дом и прописаться в нем, никаких пособий ему не положено! Ежемесячные выплаты везунчикам были настолько скромны, что их хватало только на скромный обед, но никак не на месяц, а дня на два. Нам не полагались даже они.

Я понимала, что некогда думать о пережитом, нужно выживать. В ином случае мы, потеряв на войне здоровье, обречены ночевать в самодельных картонных домиках у рынков, на площадях или в злачных местах. Вот и вся возможность, которую даровало нам государство после десяти лет геноцида, бомбежек и голода.

Молодость оттого и молодость, что отчаяние сменяется мечтами о чудесах.

– Завтра в Ставрополе выставка картин Рериха, – сказала я маме, отвлекая ее от печальных мыслей о сне на голодный желудок.