Полина Жеребцова - 45-я параллель

– Завяжи вокруг шеи собаки.

Трутень подмигнул и посоветовал, облизнувшись:

– Потуже.

Я завязала очень свободно, надеясь, что щенок освободит голову и сумеет убежать, когда его поволокут к сараям.

Сын Ворона видел, что я делаю, но молчал.

Зато мама встряла:

– Почему так свободно завязываешь?!

Я стала мимикой объяснять, что щенку грозит лютая смерть, а прожить столько лет на свете и быть наивной, как дитя, стыдно. Мама смолкла.

Трутень и дядюшка Шило ушли, а мы остались.

Ворон докурил сигарету и отдал приказ сыну:

– Забери у тети Лены щенка. Слышишь?

Мальчик не шелохнулся.

Мама, наконец догадавшись, что происходит, прижала собачонку к себе и спросила Ворона:

– Вы его съесть хотите?

Отец и сын переглянулись.

Сын Ворона приврал:

– Тетя Лена, я принес щенка поиграть.

Тогда встряла в беседу я:

– Ворон, вы хотите его убить. Я знаю. Отдайте мне.

Ворон молчал.

– Отдайте! – повторила я.

– Это не мой щенок. Пусть сын решает, – наконец произнес он.

Я сняла петлю с собачьей шеи и сказала:

– Он мне отдаст, верно?

Мальчик не знал, радоваться или протестовать, и напряженно смотрел на отца, пытаясь угадать, как именно нужно поступить.

Но я уже взяла на руки маленького пса и ушла в дом, пока собакоеды не передумали.

Ворон с сыном сели на мотоцикл. Ворон вздыхал:

– Что нам есть? Поедем, может, рыбы наловим…

Сын кивал.

А я отправилась в путь.

Первым делом я постучала в ворота к курдам. В селе Бутылино проживала большая этническая группа из Курдистана, народа, чьей страны нет на карте Земли.

В разных домах мне открывали двери мужчины и женщины. Со слезами на глазах я просила:

– Возьмите собаку. Ее убьют. Съедят мои соседи.

Люди жалели меня и собаку, но отказывались. Не хотели кормить животное. Жалели еду больше, чем нас.

– Простите, сами перебиваемся с хлеба на воду. – Выслушав историю щенка, они закрывали двери.

В одной из курдских семей мне понравился мальчик лет семи. Его мать стояла молча, как и положено женщине Востока.

Отец был неумолим.

– Нет средств на пропитание. Едим только рис с овощами, выращенными на огороде. Нам собака не нужна!

А курдский мальчик кидался на них и кричал то на своем языке, то, путаясь в словах, на русском:

– Убьют щенка! Я возьму его. Кормить буду. Папа! Мама! Он маленький! Я будку ему построю! Папочка, разреши!

Но щенка не оставили.

Выйдя из курдской слободки, я постучала к русской женщине. У нее во дворе оказалось восемнадцать кошек.

– Извини, – сказала она. – Пусть Господь поможет. Я не могу. У меня сосед, прошедший Чечню. У него оружие. Он сильно пьет и стреляет по всем собакам, которых видит. Убил у меня троих.

Она расплакалась.

Затем я постучала в другой частный двор и оказалась у пенсионерки из Белоруссии, которая, рыдая, поведала мне о том, как вся ее семья – пять человек – живут на одну крошечную пенсию и голодают. Работы нет.

– Курицу позволяем себе только на Пасху! Каждый день – макароны. Раз в год курицу видим!

Слезы пенсионерка не вытирала.

Я шла дальше и стучала, стучала в сердца и двери. Слушала новые истории безысходности и кошмара. Я обошла около сотни домов. Прошла несколько кварталов. И, уйдя от нашего жилища на другой край села, повстречала пожилую женщину по имени Мария.

Мария рассказала о том, как Ворон с друзьями ходил по их улице и спрашивал людей:

– Есть собаки, которые вам надоели? Отдайте!

Соседи Марии отдали им нескольких собак. Их зарезали на глазах у всех, отобрали, как показалось мужчинам, самые лакомые кусочки мяса. Остальное раздали бомжам.

Мария, в отличие от соседей, не видела начала этих событий, так как молилась у иконы Иисуса. Когда она вышла на крики, соседские собаки уже были мертвы. Пожилая женщина, перекрестившись, схватила вилы и кинулась на убийц: «Пошли прочь, слуги сатаны!» Мужчины испугались.

Об этом поступке Мария вспоминала с гордостью.

В ее дворике уживались собаки и кошки. Мария взяла у меня черного лохматого щенка. Назвала Рексом.

Подумав, что оставляю щенка в надежных руках, я поблагодарила ее и ушла.

Вернувшись в свой дворик, я увидела на скамейке маму, рядом с ней сидел дядюшка Шило. Он недоуменно щурился на оранжевые дипломы литературного конкурса имени Януша Корчака. Их прислали из Иерусалима за мои антивоенные рассказы.

Мама рассказывала соседу новости, а заодно угощала бутербродами. На хлеб с сыром дядюшка Шило набрасывался яростно, мял деснами в отсутствие зубов, кряхтел, отчего его худое и дряблое тело выглядело еще более тщедушным.