Андрей Курков - Серые пчелы

– Шевченко.

– Ну это правильно! – Парень улыбнулся одобрительно. – Шевченко лучше Ленина, он стихи писал. Я тоже стихи в детстве писал, но они так себе получались…

– А про что писал? – поинтересовался хозяин дома.

– Про Машу, девчонку соседскую. Я в нее влюблен был!

– Знаешь что, Петро, – Сергеич на доверительный полушепот перешел. – Давай я тебе покажу что-то! Ты такого никогда не видел! Хочешь?

Солдат удивился предложению, кивнул с готовностью.

Достал хозяин из серванта уже знакомую Петру большую шкатулку. Поставил ее на стол. Открыл.

– Че это? – изумился Петро.

– Подожди, сейчас еще пару свечек зажгу, тогда рассмотришь!

Когда в комнате светлее стало, наклонился солдат над открытой шкатулкой, в которой огромного размера странные туфли лежали.

– Видишь, как переливаются? – Сергеич тоже к шкатулке наклонился. – Из страусиной кожи. Мне их губернатор бывший подарил. Он ко мне раньше приезжал на ульях поспать, силы набраться.

– И вы для них специально такую большую шкатулку сделали? – Парень поднял на хозяина дома недоуменный взгляд.

– Ну это не совсем шкатулка, это туфельница, – поправил его Сергеич. – Шкатулки – они обычно поменьше.

– Туфельница? – повторил Петро. – А разве есть такое слово?

– Пепельница есть? Сахарница есть? – вопросом на вопрос ответил пчеловод. – Почему ж туфельнице не быть?

– А что, разве на ульях спать для здоровья полезно? – выразил солдат сомнение уже по другому поводу.

– Еще как! – заверил его Сергеич. – Я уже не знаю сколько своих болячек с помощью пчелок вылечил! И нервы у меня здоровые оттого, что летом часто на ульях сплю. Пчелиное дрожание хорошо на нервы действует, омолаживает! Если тебя снова сюда до осени пришлют, приходи! Поспишь!

– Приду! – пообещал Петро задумчиво.

– А скажи, я вот думаю со своими пчелками на время отсюда выехать. Ты не знаешь, какой дорогой лучше, чтобы без проблем? – спросил неожиданно хозяин дома.

– Какой дорогой? – задумался вслух Петро. – Да той, что меньше заминирована… Наверное, вы бы через Каруселино на «дэнээровский» блокпост, потом на «ноль», потом на наш, так и выедете!

– Так там же эти? – удивился совету Сергеич.

– Но вы же для них свой, «донецкий»! У нас через позиции никак, а если в объезд через Светлое и Гнутовку, то там тоже придется направо, на Горловку сворачивать. Лучше через Каруселино!

Вспомнил Сергеич, что и фургон «Укрпошты» через Каруселино в их серую зону заезжал. Значит, дело солдат говорит.

Посидели они до половины второго, по рюмке настойки выпили. После этого засобирался Петро назад. Хотел было Сергеич его до края огорода провести, но не дал ему гость дальше порога выйти. – Не надо, я сам! – сказал строго и вдруг хмыкнул и в карман куртки полез. Протянул хозяину дома блок спичек.

– Я ж не с пустыми руками приходил! – сказал и затопал к калитке, ведущей в сад.

После восьмого марта дни быстрее побежали. А до этого тянулись они, как клей «Момент» из тюбика тянется.

Сергеич уже и старые летние туфли достал. Увидел, что в правом подошва от носка отошла. Последние капли «Момента» в полость отклеившуюся выдавил, потом на носок туфли пудовую гирю поставил. Рука от гири заболела, хотя сколько он там ее пронес? От кухни и до комнаты!

– Старость – не радость! – пробурчал и тут же недовольно губы скривил, с собственными словами не соглашаясь.

«Сорок девять – это еще не старость! – подумал. – Это для пенсионного фонда я инвалид, а так мне до старости, как до неба!»

И тут же хмыкнул с сомнением, удивляясь неожиданному и не очень-то оправданному приступу оптимизма. «Что это меня из одной крайности в другую кидает?» – подумал. И списал он свою эмоциональную неустойчивость на прошедшее Восьмое марта. Ведь весь день этот бывшую жену с дочкой вспоминал. И, должно быть, потому настроение праздничным было, радостным. Он даже решил при встрече или письменно у жены прощения попросить. За то, что против имени дочери выступил. Решение такое принял он не под давлением совести, а из-за радости воспоминаний. Ведь первым делом вспомнилось Сергеичу, где и как он на Виталину внимание обратил. Выдали ему в профкоме путевку в санаторий «Юбилейный», что в Славянске. Правда, сразу сказали, что силикозные легкие там не лечат, но при приеме местные врачи обязательно у него другие болезни найдут, которые по профилю санатория. И действительно нашли! Процедур прописали море целое. В основном – грязелечение: грязевые лепешки на поясницу, рапная ванна, грязевой гидромассаж. Предупредили, чтобы сам на соленых озерах грязью не мазался – может сердце не выдержать. Но он ведь не дурак! Он без докторского приказа никуда! И вот там, в водолечебнице, заметил он, что все вокруг женщины, а мужиков раз-два и обчелся. И они на него сразу глаз положили – веселая там компания бабская лечилась. Они его после ужина во дворе главного корпуса поджидали. «Мужчина, а как вас зовут?» – поинтересовались игриво. Он им назвался, а они давай наперебой ему свои имена сыпать: Маша, Ира, Света и вдруг – Виталина! Он аж рот открыл. На хозяйку редкого имени посмотрел. Посмотрел и понял, что не зря у нее имя необыкновенное. У нее и глаза необычные были – серо-зеленые, и носик ровненький, и брови стрелочками. «Вы – мужчина, вы должны нас шампанским угощать!» – пошутила тогда при знакомстве одна из женщин. А он что? Он сразу в магазинчик, две бутылки красного «Артемовского» принес, и пошли они под вечер на соленое озеро купаться и шампанское из пластиковых стаканчиков пить. Там, уже в лучах заходящего солнца, рассмотрел он пребывавших на санаторном лечении женщин повнимательнее. И понял, что Виталина из них самая интересная. Во всех смыслах.