Джеффри Арчер - Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

— Можете высадить меня на углу, — сказал он таксисту.

Водитель остановился:

— Двадцать три доллара.

Липман протянул через решетку три десятки:

— Вернусь через пять минут. Если подождете, получите еще пятьдесят.

— Подожду, — сразу же согласился таксист.

Липман взял пустую спортивную сумку и вышел из такси. Он дошел до дома 61 и немного постоял, проверяя, не проявляет ли кто к нему интереса. Хотя с чего бы? Он спустился по ступенькам и открыл дверь.

Портье поднял глаза, увидел, кто вошел, кивнул и вернулся к рубрике о результате бегов. Липман положил на стойку пачку «Мальборо». Каждый человек имеет свою цену.

Липман всмотрелся в сумрак коридора, освещенного голой сорокаваттной лампочкой. Он точно знал, где ее шкафчик. Липман оглянулся — зажженная сигарета из его пачки уже светилась в темноте.

Липман достал из кармана спортивного костюма ключ, сунул в скважину, повернул и расстегнул молнию на сумке. Меньше чем за минуту он опустошил сейф, набил сумку банкнотами и застегнул молнию. Подняв сумку, он на мгновение удивился ее тяжести, вернулся к стойке и выложил ключ.

— Мне он больше не, понадобится, — сказал он старику, который не позволил этому неожиданному сообщению отвлечь его от изучения ставок на Бельмонтских скачках в четырехчасовом забеге.

Липман поднялся по ступенькам на Линкольн-стрит и, с облегчением увидев, что такси все еще не уехало, торопливо пошел к машине.

Метров через двадцать из ниоткуда появились с дюжину мужчин в джинсах и синих нейлоновых ветровках с яркими желтыми буквами «ФБР» на спине и окружили его. С двух концов на Линкольн-стрит въехало по машине. Визжа тормозами, они взяли Липмана в клещи. Такси умчалось прочь.

— Зачитайте ему права, — сказал один из агентов. Второй одновременно надел на Липмана наручники, а третий забрал у него спортивную сумку.

— «У вас есть право хранить молчание…»

Зачитав Липману права, его отвели к одной из машин и бесцеремонно запихнули на заднее сиденье, где его ждал агент Дилени.

Наутро четвертого дня Кранц услышала, как часы на соседней церкви пробили четыре раза. Потом она услышала, как один из охранников сообщил:

— Мы пошли перекусить.

Курильщик кашлянул, но ничего не сказал. Кранц лежала тихо, пока шаги не удалились. Тогда она позвонила в звонок у кровати, и в замке повернулся ключ.

— Где ваш товарищ? — спросила Кранц.

— Пошел подымить, — ответил охранник. — Не волнуйтесь, он свою долю получит.

Кранц встала с кровати. Третий охранник в другом конце коридора дремал, развалясь на стуле. Курильщика и бабника видно не было.

Охранник отвел Кранц в туалет. Она вошла, достала еще две двадцатидолларовые купюры, сложила, зажала в правой ладони и спустила воду. Охранник открыл дверь. Когда она вышла в коридор, он улыбался в предвкушении денег. Охранник в дальнем конце коридора не шевелился.

Кранц кивнула на бельевую. Ее личный «опекун» открыл дверь, они проскользнули внутрь. Кранц разжала кулак. Охранник потянулся за долларами, но она уронила одну банкноту на пол. Он наклонился поднять, и тут она со всей силы ударила его в пах коленом, ухватила за волосы и вспорола ему горло хирургическими ножницами. Не лучшее, конечно, лезвие, но другим ей не удалось разжиться. Собрав все силы, она свалила тело в желоб, по которому белье отправляли в прачечную, и нырнула следом.

Они, подскакивая, пронеслись вниз по широкой металлической трубе прямо в прачечную и глухо приземлились на кучу грязных полотенец. Кранц вскочила, сорвала с вешалки самый маленький комбинезон, натянула, кинулась к двери и выглянула в коридор. Никого, кроме уборщицы — та, стоя на коленях, драила пол. Кранц прошла мимо, толкнула дверь и взбежала по ступенькам. Подняла оконную раму на первом этаже и вылезла на клумбу. С неба лило как из ведра.

По утрам Анна следовала золотому правилу — проснувшись, принять душ, одеться, позавтракать, проглядеть «Нью-Йорк таймс» и лишь затем просмотреть сообщения на сотовом. Поскольку же последние две недели она только и делала, что нарушала все свои золотые правила, то прочитала сообщения прямо в постели. Одно было от Слежака с просьбой перезвонить, что вызвало у нее улыбку, другое — от господина Накамуры, заставившее ее нахмуриться: «Пожалуйста, срочно позвоните. Накамура».

Она с замирающим сердцем набрала токийский номер.

— Хаи, Шачо-Шицо десу, — ответила секретарша.

— Будьте добры, соедините меня с господином Накамурой. Звонит Анна Петреску.