Джеффри Арчер - Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

Я немедленно бросился к вольеру со щенками.

— Трусишки нам не нужны, — продолжал отец. — Постучи по прутьям и посмотри, кто не испугается.

Я потряс висящие на цепях ворота. Цепи громко зазвенели. Около дюжины щенков бросились к задней стенке вольера и сбились в кучу, превратившись в один меховой клубок. Лишь один остался на месте. Золотистый щен с белой отметиной на груди бесстрашно залаял на невидимого противника. Я подошел к вольеру: он радостно запрыгал и принялся лизать мне пальцы сквозь решетку. Это была любовь с первого взгляда.

Я привез его домой в картонной коробке и назвал Шоном.

Шон оказался одним из тех псов, что приносят добрую славу всему собачьему племени. Он с первого раза выучивал все команды и почти не нуждался в воспитании. Я мог бросить на пол собачье печенье и не сомневался, что Шон к нему не притронется, пока не получит разрешения. Он неизменно шел на зов и оставался на месте, если ему приказывали «сидеть».

Он был рядом, когда я выкурил свою первую (и последнюю) сигарету, когда в первый раз поцеловал девушку. Когда я тайком взял машину старшего брата и первый раз в жизни сел за руль, Шон сидел со мной на переднем сиденье.

Шон — веселый, игривый, ласковый, но неизменно спокойный и благовоспитанный. Родственники, приезжавшие к нам на выходные, возвращались домой с твердым решением завести собаку — так действовал на них Шон, «святой Шон», как они его называли. Скоро слово «святой» стало его прозвищем. Один из тысяч беспородных американских псов, из-за своего происхождения обреченных на нежеланность и ненужность, благодаря улыбке судьбы обрел свой дом. Я вошел в его жизнь, а он в мою.

Наша дружба длилась четырнадцать лет. Когда он умер, меня не было рядом — я окончил колледж и получил свою первую работу на другом конце страны. А Святой Шон остался дома, где ему все было привычно и знакомо. Мои родители — они были уже на пенсии — позвонили, чтобы рассказать мне о его смерти. Мать позднее рассказывала мне:

— Пятьдесят лет я замужем за твоим отцом и всего дважды видела, как он плачет. Один раз — когда мы потеряли Мэри Энн (мою сестру, родившуюся мертвой). И второй — в день, когда умер Шон.

Святой Шон, ангел-хранитель моего детства! Он был идеальным псом. Обо всех прочих собаках, встречавшихся мне в жизни, я сужу по тому, похожи ли они на Шона.

Мы были молоды. Мы были влюблены. Мы почти не расставались. Шли первые месяцы брака — время, когда жизнь кажется безоблачной.

И вот однажды январским вечером 1991 года, за ужином, мы с женой решили ответить на объявление, которое прочли в «Палм-Бич пост».

Сам толком не могу понять, зачем мы это сделали. За несколько недель до этого, проснувшись на рассвете, я обнаружил, что лежу в одиночестве. Поднявшись с постели, я нашел Дженни на террасе нашего скромного бунгало: она сидела за стеклянным столиком, склонившись над газетой.

Ничего необычного в этой сцене не было. «Палм-Бич пост» не только была местной газетой, но и доставляла нам добрую половину заработка. Мы с женой были журналистами. Дженни писала статьи в «Пост», в раздел «Горячая тема», я трудился репортером в конкурирующей южнофлоридской газете «Сан-Сентинел», редакция которой находилась в Форт-Лодердейле, в часе езды от нас.

Но этим утром Дженни уткнула нос в платные объявления. Подойдя поближе, я увидел, что она старательно обводит кружком заголовок раздела: «Домашние животные. Собаки».

— Так-так, — проговорил я ласковым голосом новоиспеченного мужа. — Чем это ты тут занимаешься?

— Все из-за того цветка, — ответила она.

— Цветка? — повторил я.

— Того идиотского цветка, который мы с тобой загубили.

Мы? Я не собирался развивать эту тему: вообще-то купил цветок я, а вот загубила его Дженни. Однажды вечером я удивил ее роскошной диффенбахией с разлапистыми изумрудно-палевыми листьями.

— По какому случаю? — спросила она.

Никакого особого случая не было: просто мне захотелось еще раз показать жене и почувствовать самому, какая классная штука семейная жизнь.

Жена пришла в восторг и от моего жеста, и от цветка… и немедля принялась топить бедное растение в своей заботе. В прямом и переносном смысле. Исходя из предположения, что все живые существа нуждаются в воде, но, как видно, забыв, что воздух для них тоже не лишний, она устраивала диффенбахии ежедневный потоп.

— Смотри не утопи ее, — предупреждал я.

— Да-да, — отвечала она, опрокидывая в горшок очередные литры воды.