Аманда Проуз - Что я натворила?

— Прости, Дом, — ответила Кэтрин, словно на автопилоте.

— А потом ты исчезла. Сначала в тюрьму, а затем сюда. Занялась проблемами других, чтобы не пришлось иметь дело с собственными детьми. Как будто нас с Лиди больше нет.

— Дом, вы с твоей сестрой всегда значили для меня больше всего на свете; вы были единственным в моей жизни, что действительно имеет значение. Вы — та причина, по которой я продолжаю жить. Я люблю тебя и Лидию больше, чем ты можешь себе представить, намного больше. Я от тебя не пряталась! Я тебя ждала. Каждую минуту каждого дня и с каждым вдохом я думаю о том, как могла бы увидеть тебя, или быть рядом с тобой, или связаться с тобой, не причинив тебе еще больше боли…

Он снова прервал ее:

— Я думаю о той ночи, мама. Я много о ней думаю. Хотел бы не думать. Мы были в соседней комнате; совсем рядом! Всего в нескольких метрах от того, что происходило. А ты казалась такой беззаботной. Помнится, ты шутила, забавлялась. Так я рассказал полицейским. И все это время папа лежал мертвым на кровати… Да я точно знаю — он хотел, чтобы я помог ему, держу пари, папа чувствовал себя испуганным и одиноким. Интересно, звал ли он меня на помощь, мам. Звал? Не могу поверить, что в это время я спал, мама, и в голове у меня были глупости вроде барбекю и Эмили Грант, пока ты…

— О, дорогой… Дом. Не стоит. Нет никакого смысла; это ничем хорошим не кончится.

— Ты думаешь?..

Его сарказм был почти явным.

— Я перестал крепко спать — с тех пор, как это все произошло. Теперь я всегда держу ухо востро — вдруг кто-то позовет меня, вдруг меня позовет папа…

Кейт потерла глаза.

— Мне жаль, Дом. Я действительно, действительно сожалею о той ужасной боли, что причинила тебе и Лиди, и однажды мы обо всем этом поговорим, но не сегодня. Не сегодня, Дом. Я хочу, чтобы ты знал — я всегда думала прежде всего о вас. Я…

Кейт так и не закончила. Кухонная дверь с грохотом ударилась о стену, отчего женщина и ее сын подпрыгнули.

В проеме стоял Родни Моррис, опершись на распахнутую дверь. Он примчался с пляжа на нереальной скорости и теперь задыхался, лицо его покраснело, а лоб был залит потом. Другая рука лежала у него на груди, прижимая что-то похожее на кучу одежды. На пальце болталась связка ключей.

Кейт встала со стула, выпустив из рук ладонь Доминика.

— Родни! Что случилось? Что происходит? — спросила она.

Родни медленно поднял голову и встретился с Кейт взглядом. В глазах его были слезы.

— Таня… — он заикался.

Родни протянул Кейт вскрытый кремовый конверт, который сжимал в ладони.

Кейт приобняла его и усадила в кресло, забыв обо всех обидах теперь, в момент горя.

Она вытащила из конверта лист бумаги и поспешно прочла Танино письмо.

— Где она сейчас, Родни? — вскрикнула Кейт. — Неужели…

Родни раскачивался на стуле и мычал что-то бессвязное.

— О нет! О боже, нет!

Кейт завыла, почти в истерике.

— Красавица… такая молодая… — пробормотал Родни сквозь слезы.

Кэйт прочла и перечитала записку Тани, уложенную всего в десять строк, пытаясь впитать их смысл. У нее перехватило дыхание. Она ощутила сильную боль в сердце. Кейт подняла голову и искала взглядом Доминика, который был ей сейчас нужен как никогда. Но его не было.

Дни, проведенные Кэтрин в ожидании приговора, были такими странными, что ей казалось, будто она живет в аквариуме. День и ночь и часы, из которых они состояли, слились в одно целое; проводила она их между сном урывками и употреблением пищи, которая казалась совершенно безвкусной и деревянной на ощупь. Слова, которые Кейт слышала, были не похожи на человеческую речь, цвета казались приглушенными, звуки — слишком тихими. Она словно оказалась в невесомости. В толпе людей, которые смотрели в ее сторону, выделялись только Лидия и Доминик — своих детей она видела вполне отчетливо. Их лица застыли в горестной гримасе, пустые, уставшие под гнетом свалившейся на них беды.

Когда Кейт слышала все эти голоса, анализирующие мельчайшие подробности ее жизни, ей представлялось, что речь идет не о ней самой, а о каком-то совершенно незнакомом ей человеке. Как будто не она была обвиняемой и потому не могла понять до конца суть судебного процесса. Иногда на скамье подсудимых появлялись люди, которых женщина узнавала; она смутно понимала, что Джудит сверлит ее злобным взглядом.

Кэтрин положение представлялось предельно простым. Марк долгое время причинял ей боль, и в один прекрасный день, спровоцированная его очередной выходкой, она решила, что с нее хватит, и убила своего мужа. Только так и никак иначе. Хотя женщина не зашла столь далеко, чтобы назвать свой поступок оправданным, она знала — никакие совещания присяжных и изучение подробностей ее жизни под микроскопом истину не изменят. Так оно и произошло. Двенадцать присяжных объявили ее виновной, и Кейт знала, что так и будет. Однако приговор оказался совсем не таким ужасным, как она себе представляла. Восемь лет тюрьмы, из которых она, при хорошем поведении, проведет за решеткой пять. Кейт это показалось справедливым — эти случайно выбранные незнакомцы признали, что Марк обращался с ней чудовищно. И за это, по крайней мере, она была благодарна.