Исаак Милькин - Как он не научился играть на гитаре

Яшка не стал засиживаться за столом, чтоб вахтенному мотористу тоже дать возможность пообедать. Он пробурчал безадресно «спасибо», в полтора шага коридор преодолел; выпустил шум движка, распахнув дверь в машину, и съехал на руках по трубчатым, отполированным до блеска именно этим упражнением перилам трапа. А вахтенный тотчас же устремился вверх. Яшка хозяйственно проверил уровень масла на работающем движке-вспомогаче, потом нашарил под стрингером припрятанную заготовку ножа, включил электроточило и так увлекся созиданием лезвия, что даже не заметил, как сзади подошел напарник, отобедавший уже.

— «Перо» мастыришь? Заделай и мне тоже, а?

Яшка лишь дернул головой, отстань, мол; понял, что прятать сейчас нож под стрингером не стоит. Свою поделку запихнул в карман и к трапу, да наверх не глядя, и… головой чуть не угодил прямо под юбку кокше! А та и рада. «У-ух… Кто мне попался в сети-то!» Подолом прямо накрывает дура старая. Насилу выпутался, оттолкнул. А та уже кричит вниз, что движок можно останавливать, ей электричество не надо на плиту. «Теперича уж только к ужину…»

«И очень хорошо, — подумал Яшка. — Пойду посплю».

Поспать, однако, не пришлось. Только тихонько стал задремывать, как верхняя команда начала оббивать ржавчину на палубе. Такое ощущение, будто бы ты сидишь в цистерне, а по ней молотками! Вышептал Яшка мат многоэтажный, «Теорию устройства корабля» взял: «Может, в салоне посижу, позанимаюсь, зачет-то сдавать надо!» Но только он устроился за обеденным столом и стал вникать в идущие с античности премудрости судостроения, как наверху, над головой, забухали шаги — там капитанская каюта, «скворечня» рядом с ходовой рубкой — и кэп свирепо-жалобно потребовал, чтобы прекратили стук: «Э-э, дайте спат немного, э!..» И тихо стало. А Яшка вместо того, чтобы в тишине спокойно посидеть, позаниматься, поднялся и пошел, чтобы с комфортом в коллективе отдохнуть. Матросы с боцманом устроились на корме, курили. Люд местного происхождения сидел на корточках, Альфредыч — на своей зюйдвестке. А Яшка толстую «Теорию устройства корабля» сунул под зад.

— Старпом уехал, говорил: «Почистить правый борт, потом засуричим». А этот вот — «Дай спат»…

— Ну наркота… А нэту… Ломает нашего хозяина. Чего?..

— Медведь тебе хозяин! В ЦК хозяева, не здесь. Кэп водки засосал стакан. Марконя дал. А ему «планчик» бы хоть полмастырки. А водка что ему?! Чем отравился, тем и лечись.

— «Наркота»… Анаша это… — Альфредыч лишь презрительно скривился. — Дальний восток… Там шмалят опий. Вот от него, да, от него только что жэнь-шень, «человек-корень», лечить может. Э, кто там с краю близко? Ну-ка глянь, Марконя наш в радиорубке все? Да? С кем это он трекает?

Потом Яшка все же немного почитал «ТУК». А потом вдруг перед самым ужином уже — звонки «машину готовить». Что тут поделаешь? Пошли вниз Яшка, вахтенный механик и моторист второго класса. Компрессор запустили, двигатель главный маслом прокачали, машинный телеграф поставили на «товсь». И сразу брашпиль заработал, загремела, натужно поползла в клюз якорь-цепь.

Как только вывернули из-под защиты острова, сразу ударила волна в скулу, ну и пошло валять. Минут через пятнадцать прогрелся главный двигатель, в режим вошел. Наказав мотористам: «Вы смотрите здесь», — механик удалился к телевизору. А Яшка вскоре и моториста второго класса отпустил.

— Иди, пронюхай, куда идем! И подмени меня на ужин. Если швартовка будет вдруг, чтоб сразу же сюда!

Ему с ножом хотелось повозиться, а потом спрятать его без посторонних глаз; но уж качало слишком здорово, того гляди и пальцы на точиле сточишь. Нож спрятал, принялся по машотделению ходить вечным маршрутом от нижних ступеней трапа до точила. Что-то Есенин вдруг пришел на ум: «Го-ло-ва-моя-машет-уш-ша-ми-как-крыль-ями-пти…» Ладони приложил к ушам, изображая… Вдруг чей-то взгляд почувствовал! Поднял глаза — а на него с верхушки механик смотрит. Спустился вниз, прокричал в ухо:

— Ты чего?

— А ничего. Так просто. Нельзя?

— Иди поужинай.

Поужинал. Вниз возвратился. И почти сразу же — швартовка. Трудная! Валяет. Бьет о сваи буровой, прямо корпус весь дрожит! Перегорают, гаснут лампочки! Тут уж все трое, два моториста и механик, насилу успевали управляться. Всего, наверное, две-три минуты простояли, потом — «средний назад», потом на «стоп» скакнула стрелка телеграфа, а после — «полный вперед». Ну и пошли, пошли. Валять поменьше стало, поскольку по ветру уже.