— Имя? Фамилия?.. — спросила, собираясь записывать.
На дворе уже стояла глубокая ночь. Его потянуло на сон.
— Сорокин. Михаил Серафимович, — чтобы не дразнить гусей, назвался по-простому, как предпочитала называть мать.
— Да не вас! Той, которую вы сопровождаете.
Пришлось напрячь извилины.
— Изабелла. Аркадьевна. Конопацкая.
Вопросы сыпались один за другим. Число полных лет. Адрес, по которому зарегистрирована. Место работы, учебы… Немного напрягся с возрастом. Обеспокоили детские конопатинки на лице. Наверно, еще несовершеннолетняя. Но лучше «состарить», а то мало ли, припишут статью за совращение малолетних.
— Восемнадцать ей.
Зато на все остальные вопросы, разохотившись, ответил с фантазией. Сделал девчонку студенткой филиала московского юридического института и прописал на центральной улице.
— Кем доводитесь больной?
Ну и дура же эта баба. Доктор со скорой сразу определил, а она до сих пор не может сообразить.
— Женихом, естественно.
— Почему документы с собой не взяли?
— Ну, вы даете. Что ж мы, приглашенные на помолвку к ее подруге, документы должны с собой таскать?
— Завтра принесите. Паспорт, медицинскую книжку и страховой полис. — Женщина взглянула на большие настенные часы. — Не завтра. Уже сегодня.
Мишка освободился и вышел на улицу. Темная ночь, только ветер свистит, остужая уши. Машин не видно… Нет, проехала одна, ослепила фарами, но не остановилась. Он поежился и вернулся в больницу. В коридоре сидели люди, ожидавшие приема и новостей о своих близких, доставленных сюда. Мишка приметил незанятую банкетку и присел, а потом и прилег, подогнув ноги и положив под голову ладонь.
Утром разбудила медсестра — не та, что давала указания раньше, а другая, сменившая ее. Она с улыбкой сообщила, что его невесте сделали операцию, перевели в общую палату, и он может ее навестить. Только прежде надо надеть белый халат и бахилы.
— А в палате что надо будет делать? — зевая, спросил он. — Судно выносить?
— Ну, если у вас возникло такое желание…
— Нет, спасибо, — ему надоела эта канитель. — Я тут к вам медбратом не нанимался.
Вышел из больницы, сориентировался и ближайшим путем потопал домой. В карманах пусто, голова больная, кости ломит после лежания на жесткой короткой лавке, а еще неприятное, все растущее сознание: опять прогулял! Как на это посмотрит мастер? Выгонят, однако. Ой, выгонят! Митрич и так на пределе терпения. Он давний знакомый матери, по его рекомендации Сорокин и устроился на ТЭЦ. И ведь уже случалось прогуливать. Каждый раз Митрич требовал написать объяснительную. Пожилой человек, по старинке действует. «Вам устного объяснения не достаточно?» — спрашивал Мишка.
«Ты пиши, — подгонял мастер. — Может, я потом твои объяснительные отдельным изданием выпущу». Он складывал их в рабочую папку. Мишка уже, наверно, с десяток на-гора выдал. Что написать в этот раз? На почечные колики своей подруги, которую неизвестно как зовут, сослаться? На участие в ее спасении? Вряд ли прокатит. Не поверят.
Идти пришлось по главной магистрали, названной в честь красноармейского полководца Фрунзе — то же, кстати, Михаила, а может и Мигуэля. Именно сюда, на главную улицу города, нимало не задумавшись, поселил Мишка новую знакомую, нареченную им Изабеллой. А вот и ее дом — номер тринадцать. Надо же, промахнулся! Это вовсе не жилой дом, а здание горсовета. Ну, да все равно. Пусть разбираются. Настроение не ахти, а еще не выходит из головы: опять прогулял! Чтобы не томить себя ожиданием последствий, свернул с главной улицы и зашел к сменному мастеру, предполагая, что тот уже отработал. И точно, Митрич оказался дома и отдыхал на диване, просматривая газету.
— Я, конечно, дико извиняюсь за прогул. Но, понимаете в чем дело, ко мне неожиданно… это самое… отец в гости нагрянул!
— Вон оно что, — откликнулся Митрич, не поднимаясь с дивана и не отрывая взгляда от газеты.
— Так мне объяснительную написать?
— А вот это — уже не ко мне.
— Почему не к вам?
— Вчера мне выдали на руки приказ о сокращении. На пенсию отправили.
Вот те раз! Ну, пошла череда неурядиц. Мишка сильно озаботился. Все-таки неплохое местечко на ТЭЦ, зарплата стабильная. Хотя, правда, работа нельзя сказать, что не бей лежачего. Серые от въевшейся угольной пыли галереи цеха топливоподачи не намного отличается от тех забоев, где этот самый уголь добывается.
Простившись с мастером, Мишка медленно зашагал дальше. На пути попался милицейский участок. И решение-озарение пришло само собой.
Читать дальше