Роман Коробенков - Прыгун

«...как красиво ты сказала это…»

Я оказался наг, притом неким незаметным для меня образом Боль тоже оказалась голой. И голова моя стремительно закружилась.

У нее была крупная грудь с маленькими и острыми, как пули, сосками. Вели себя они, как шарики, наполненные гелием. Бедра были широки, талия так узка, а ноги так длинны, что при совокупной крупности и вытянутости все вместе сходилось в столь отменной стройности, что во рту моем пересохло.

Я почувствовал нечеловеческую силу в паху.

Взгляд мой упал до самых шпилек, что высоко держали ее пятки над уровнем пола. Затем скользнул по кривой задач — в ее естество, и кровь кипящей волной ударила мне в голову.

Я увидел себя словно со стороны — маленького, но юркого, точно ящерица, прытко носящегося по ее телу, с раскаленными губами и безумными глазами.

То самое «любить» продолжалось бесконечно долго. Несколько раз было так, что я приходил в себя ровно на мгновение и понимал, что любовная возня продолжается, а я участвую в ней уже механически. Притом отчаянно и рьяно, сквозь завесу вздохов, томных вскриков и вырванных волос из моей головы.

Боль выпивала меня до конца, она абсолютно не интересовалась, получаю ли я удовольствие, используя мое малое тело исключительно для собственной неги. Моя спина светилась кровавыми полосами, укусы покрывали лицо, и множество волос покинуло привычное место.

Вдруг я словно очнулся. Как в момент, когда ощутил вдруг отсутствие Мануа рядом или когда просыпался во время полового неистовства, направленного на извлечение из тела Боли заключительных мелодий. Сейчас ее длинные чресла покоились на мне. Ненасытная женщина спала, сплетясь со мной так, что выбраться из-под сладкого гнета чужого великолепия не представлялось возможным. Мышцы мои оказались разбиты вдребезги, я был будто испит до дна, и слышал ее властный запах, и чувствовал ее уютный вес.

Неожиданно я уверился, что ничего другого не желаю, что не хочу выбираться из глубоких объятий. Более того — не могу вспомнить ничего иного, чем мне бы следовало заняться.

Я хотел остаться здесь и только здесь, прочие мирские ценности умерли.

Мгновение — и я уже спал. Мгновение — пришел в себя в тот момент, когда активная, словно трясина, динамика Боли начала удаляться от меня. Нагой шаг ее казался исполненным столь злой сексуальности, что осколки последней мелко разлетались во все стороны, эхом разбиваясь об углы и утопая в моем дрожащем разуме.

— Я… — с трудом выдал я, когда Боль вернулась из душа, по-прежнему без единой нитки ткани. — Мне нужно. я.

«...я... я... я...»

— Тебе нужна я, — уверенно отреагировала Боль, падая в белое кресло, что само собой возникло за ее спиной. — И только я. Поверь, это очень неплохая и красивая миссия — служить удовольствиям исключительной женщины. Или ты не согласен? — Она расположилась весьма развязно, я онемел.

— Согласен, — возопил мой рот без моего участия. — Но… — И тем не менее я пытался бороться.

«…ты… я...»

— Но?.. — усмехнулась Боль. — Я сделала неверный выбор? Твой друг Нирван, думается, был бы уместнее, нежели ты.

Я вдруг оказался подле нее, истерично целуя ее кисть с очень красивыми пальцами.

— Я вернусь, — боролся мой разум с предательским телом, согласным на что угодно, от нее исходящее. — Мне нужно. мне нужно в одно место. а после я непременно вернусь.

«...очень искренне...»

— В одно место? — Взгляд Боли, будто глоток раскаленного металла. — И что же это за место?

— Ну. — задохнулся я и понял, что напрочь не помню, куда мне может быть нужно. Ответ виделся рядом, я пытался вспомнить хотя бы, куда молодой человек моего типа может стремиться, но память, с готовностью просыпаясь, пожимала плечами.

— Еще скажи, что нужно домой, — усмехнулась бесовка, забрасывая ногу на ногу, отчего разум мой рухнул в обморок. — К маме.

«...щенок...»

— Нужно, — выдавил я, борясь с наваждением, и принялся целовать ее ноги.

— Где твой дом? — выдержав паузу, вопросила Боль. — Я не прочь познакомиться с твоими родителями, раз уж мы вместе.

— Я… — Этой информации в моей голове тоже не нашлось. — Я. — беспомощно рылся я в собственных данных. Ответы словно висели над головой, но нащупать их я не мог.

«...ничего не помню...»

— Успокойся! — приказала Боль, цепко ухватив сильными пальцами мое лицо. — У тебя нет цели в жизни, ее тебе дам я. Твой дом, как и работа, как и твое место, теперь подле меня, мальчик. Я теперь и твоя мать, и твой начальник. Я нравлюсь тебе?