Роман Коробенков - Прыгун

По указанному адресу не оказалось ничего, кроме телефонной будки. Отличительно-новой, обыкновенно-красной, с тонированными стеклами. Что в ней было не так, Родик и Мануа поняли не сразу. Но дом с нужной им цифрой отсутствовал, поэтому невольно пришлось вернуться и обратить внимание на будку.

— Это самая странная телефонная будка в Москве, — сказал Мануа, привлекая взгляд самоубийцы.

— В Москве есть телефонные будки? — спросил тот.

Таких будок действительно никто не видел давно, а если быть точным, подобные видели, но в такой модификации — никогда.

В тот момент к будке подошел человек и нервно подергал дверь. Она не открылась. Человек попробовал увидеть что-либо сквозь темное стекло, но по обиженному лицу было понятно, что он не увидел ничего.

— Мы на месте, — вдруг уверился самоубийца.

Мануа проследил за его взглядом. Взгляд прицельно прощупывал знакомое яркое пятно через дорогу, аляповато растущее на тротуаре. Там среди кричащего бывалого тряпья проступало сухое морщинистое лицо, погруженное в огромные очки в роговой оправе. Во всей своей незанимательной красе обнаружилась кибербабка Нокка, старательно смотрящая в другую сторону, что-то бормочущая под нос, но несомненно и неподдельно — она.

— Мне нужно, чтобы ты читал меня, — сказал самоубийца Мануа. — Демоническая девочка очень боялась своего отца, более она не боялась ничего. Она говорила, что каждая его фраза — искушение. Она говорила, что с ним невозможно говорить, контролируя себя, незаметно он подчиняет твою волю и навязывает то, что хочет. — Они встретились глазами. — Я хочу, чтобы ты контролировал наш диалог через мою голову. Чтобы ты давал мне знак, если почувствуешь, что я теряю над собой контроль… если услышишь чужие голоса в моей голове… Но не лезь в его голову... не смей даже! Мне кажется, он услышит тебя...

Родик атаковал дверь будки, без лишних усилий и шума она отперлась, а внутри не оказалось ничего, что бы можно было использовать в привычных целях. Сквозь темные стекла виделась улица, а стенка впереди отсутствовала, вместо нее плескался чернильный прямоугольник. Слегка дрожащая чернь напоминала черные дыры телепортаций, полеты по которым вместе с демонической девочкой и без нее иногда жгли безжалостным пламенем досуга беззащитное время.

Помедлив, как обычно, Родик шагнул туда уверенным шагом, отдаваясь манящей вязкости, которая вмиг облепила его так, что он перестал различать даже себя.

— Ты тут? — спросил он в темноту, но ответа не последовало.

Самоубийца погреб вперед, не понимая, идет он или летит. Перед глазами иногда мелькали чуть более светлые пятна, но были это «форточки» или просто игры зрения, проверять не хотелось.

Это продолжалось около получаса. Испугавшись, что оказался в «тупике», Родик перешел с шага на бег, затем на столь яростную прыть, что в воздухе запахло отчаянием. Он кричал и звал Мануа, но ни звука не раздавалось в ответ. Из-за темноты казалось, что тело застыло на месте, от того стало еще жутче.

Такое наказание вполне сочеталось с Сашкиным стилем, но, как только самоубийца сквозь злые слезы уверился в этом, тьма чуть рассеялась и впереди, дразнясь, запрыгало белое пятнышко.

Задыхаясь, Родик понесся к нему, вытянув вперед руки. Было неясно — приближается пятно или нет. Световой зайчик задорно прыгал впереди с места на место, но вскоре принялся расти, набирать вес, вымещая липкую чернь. Ярко-белый свет сочно объял видимость окружения, наслоился на нашего героя, проявив его отчего-то чернобелую телесность. Затем беззвучно лопнул.

Родик оказался в просторной тихой комнате. С огромными окнами, с шахматным полом, где клетки заменяли идеальные круги. С длинным столом, занятым лишь раритетным телефоном с замечательным диском, крупным многоцветным глобусом и невозможно высокой бутылкой «Джонни Уокера». В комнате имелись два кожаных кресла «а-ля генеральный директор» с неестественно огромными дутыми спинками. В дальнем правом углу пылился огромный сейф, подпирающий потолок и наглухо закрытый, судя по виду. Справа на стене висело продолговатое полотно, изображавшее танцующих у исполинского костра людей. Стоило отвести глаза от картины, как люди начинали вполне реально танцевать, а гигантское пламя — отбрасывать блики, но, когда глаза возвращались, все издевательски замирало. Стены выглядели выпукло-мягкими от кроваво-красной кожи, в какую обычно закатывают сиденья в лимузинах. Белый потолок держал в светлом покое нагромождение продолговатых ламп, уложенных в хищную форму звезды, плененной идеальной окружностью.