Владимир Топилин - Страна Соболинка

Однажды Юрий представил себе в роли Муси Веру: что бы было, окажись она его женой? Он хотел видеть Веру там, у себя дома, но не видел. Вера никак не вписывалась в роль важной женщины из класса высшего общества. Он не мог надеть на нее дорогие туалеты, посадить за руль красной «Короллы», положить в постель рядом с собой на шестиметровую кровать. В его глазах Вера так и оставалась простой соболятницей с макарьевской заимки, хозяйкой высоких гор – простой, улыбчивой, милой женщиной в простой поношенной охотничьей курточке, обыкновенных полушерстяных штанах, коротеньких женских сапожках, в легкой вязаной шапочке на голове. На ее лице постоянная легкая улыбка, посох в левой руке, за спиной горбатая котомка, а на плече тяжелый короткоствольный карабин. И вся ее жизнь – бесконечные стволы деревьев, зелень травы, рваные откосы ущелий и пики гор, костер, деревянные нары в избушке. Он понял, что никогда и не увидит ее в представленном образе: Вера никогда не будет там жить! Ее настоящее предназначение – этот мир, который сейчас есть. Заимка, озеро, тайга, соболя, рыба и все, что связано природой, это и есть стезя Веры, по-другому она не сможет, так же, как и все жители заимки. Стоит перевезти их в город, в квартиру, предоставить все условия, они быстро угаснут от перемены места и образа жизни. Юрий знает несколько случаев, когда обеспеченные дети перевозили престарелых родителей из деревни в благоустроенную квартиру, и те быстро умирали. У каждого были живы представления и воспоминания прошлого: «А вот сейчас в деревне… картошку садят, сено косят, дрова готовят». Скорее всего, ощущение безысходности, перемена климатических условий убили стремление к постоянным движениям, в крови произошел застой, что значительно сократило срок их жизни. Человек всегда должен двигаться, работать. Ленивый человек – мертвый человек.

С головой погрузившись в проблемы жителей заимки, Юрий все чаще задавался вопросом: в чем смысл жизни? Не в том ли, что цивилизация со скоростью электричества развратила общество людей и поставила его на колени, заставив поклоняться банковским бумажкам, топтать, давить, уничтожать себе подобных ради капризных, безумных благ яркой, напущенной эпохи обогащения? Или здесь, где вдали от шума и грохота техники, на пороге прошлого столетия в глухой тайге течет спокойная, размеренная благость существования? Может, махнуть на все рукой, завязать с бизнесом, обзавестись самым необходимым и коротать свой век в обществе с честью, достоинством, добротой, справедливостью?

Чем дальше катилось, плыло время, тем чаще Юрию становилось не по себе от мысли, что очень скоро он уедет отсюда, попадет в водоворот звероподобных законов: или ты, или тебя… Где в одночасье можно разбогатеть и упасть на землю с небес рядом с мусорным баком; вознестись на высокую ступень благосостояния и оказаться нищим, а то и мертвым, как едва не случилось с ним. Подобные размышления угнетали. Успокаивал мужчина себя только тем, что мысленно поклялся себе никогда не забывать этот мир, маленькую страну Соболинку, где, возможно, началась его еще одна, теперь уже новая, жизнь. Юрий грезил желанием хоть как-то обустроить быт жителей в благодарность за свое спасение, хотя точно знал, что никто из них никогда не попросит за любой прожитый день даже маленькой помощи.

В тревогах о дне завтрашнем Юра сожалел, что ему отпущено так мало времени на общение с дорогими людьми. Два месяца пролетели как две кометы, быстро и незаметно. Да, ему хотелось остаться здесь еще на какое-то время, пережить знаменитую соболевку – главный промысловый сезон охотников этого края. Зародившийся август рядился с заблаговременными сборами в тайгу. У всех жителей заимки на устах все чаще вылетало таинственное, а потому и зажигательное слово – сезон. Они готовились к предстоящему отрезку времени с культом преклонения: «Вот, надо к сезону подготовить то или другое!» Все свободное время каждый из них делал лыжи, шил одежду, клепал железо, стругал топорище, заряжал патроны, подгонял язычки капканов на чуткость или же плавил парафиновые свечи. Даже достопочтенный Иван Макарович, сопереживая, помогал делом и советом «молодым неумехам»: «Эх, что там говорить? Молодежь пошла, на всем готовом промышляют, по избушкам. Раньше мы, бывало, нарты за собой, лямки на плечи да с обметом по белкам да гольцам! Ночь-полночь на морозе под кедром! Шкурка в цене была, потому так и уродовали себя, мерзли. А сейчас что? Прошел по путику да на нары: железная собака (капкан) без тебя сделает дело».