Михаил Самарский - Распятые любовью

Работа была непыльной, но ответственной. При обрыве киноплёнки, во время просмотра фильма толпа (можно сказать, зрители) сразу начинала орать «сапожник». Я до сих пор думаю, почему именно «сапожник». Но ответа так и не нашёл, это сродни тому, как толпа (можно сказать, болельщики) кричит «судью на мыло». Версии объяснения разные, не могу удержаться – одну приведу.

На селе три основных «блатных» профессии – кузнец, сапожник и киномеханик. Кузнец – это трудяга. В этой профессии бухать себе дороже – или отобьёшь чего-нибудь, или обожжёшься. А сапожник и киномеханик могут себе позволить и лишка. Не зря же поговорка появилась на Руси «пьян, как сапожник». Но потом появился киномеханик: профессия, вроде, и современная, но оказалась такой же алкогольно-зависимой, как и профессия сапожника. Поскольку профессия обувщика на деревне появилась гораздо раньше кинематографа, она приобрела ореол свободного художника, дескать, это вы, лапти, пашете землю и потом косите траву, а мы творческие и свободные люди. Вот так и появился человек «пьяный в стельку»!

Октябрь 1917-го прислал в деревню ещё одного представителя творческой интеллигенции – киномеханика. Они с сапожником устроили социалистическое соревнование. Киномеханик вышел из высокоградусной гонки победителем. Народу было лень озвучивать два слога лишних, а потому и продолжали вместо «киномеханика» кричать «сапожник».

Однажды ко мне в кинобудку постучался «пиджак» (так мы называли офицеров, призванных после института), симпатичный парень с голубыми глазами и яркими алыми губами.

– Можно? – скромно спросил он.

«Наверное, недавно в армии», – улыбнувшись, подумал я. Наш старшина роты на такой вопрос сразу отвечал: можно козу на возу, а в армии разрешите. Но дерзить я не стал, всё-таки офицер. Я вежливо ответил:

– Вы знаете, товарищ лейтенант, сюда посторонним нельзя, у меня могут быть неприятности.

– Да я ненадолго, – виновато сказал лейтенант. – Привёл свой взвод в кино, а сам вот хочу посмотреть изнутри, как тут всё работает. Покажешь?

– На экскурсию, значит? – спросил я.

– Ну, вроде того, – опустил глаза офицер.

Так завязалась наша дружба. Виталий заходил ко мне каждый раз, как приводил своих бойцов на просмотр фильма. Узнав, что я иногда остаюсь в клубе ночевать, он предложил мне как-нибудь посидеть ночью за бутылочкой коньяка. Ну, конечно, я согласился.

– Только нужно подобрать правильную ночь, – предупредил я.

– Что это значит? – спросил Виталий.

– Чтобы дежурный по части был из своих, – пояснил я. – Например, майор Чалей меня не сдаст. Да он ночью и не ходит с проверками. А капитан Довгаль тот только и видит, кого бы поймать да рапорт накатать. В Москву хочет майором уехать.

Ждали удобной ночи мы недолго. Дня через три пришёл Виталий и объявил, что сегодня вечером дежурным по части заступает майор Чалей.

– Прекрасно, – потёр я ладонями друг о дружку. – У меня есть несколько банок тушёнки, картошка, бочковые огурцы. Что ещё?

– Солёные огурцы? – рассмеялся Виталий. – Это не эстетично. Я принесу закусон. Не переживай, будет всё солидно.

– Тут не до эстетики, – возразил я. – Мы на Новый год с товарищем по пузырьку тройного одеколона засадили, огурчиком закусили, и в самый раз.

– Согласен, не спорю, – закивал Виталий, – знакомо, мы с пацанами в училище тоже иногда тройным баловались. Под огурчик отлично. Но всё это в прошлом. Сегодня мы будем пить настоящий армянский коньяк. Пять звёзд, сказка, – он поцеловал кончики пальцев на руке. – Бутылка ноль-семь! На двоих просто идеально. Во сколько встречаемся.

– Ну, давай, в двадцать два тридцать, – предложил я.

Виталий прибыл ровно в назначенное время.

– По тебе хоть часы сверяй, – пошутил я.

После третьей стопки офицер затеял знакомый разговор.

– Девок не водишь сюда?

Я насторожился. Вон оно что! Ясно с вами, товарищ «пиджачок».

– Виталий, мне кажется, мы думаем об одном и том же. Говори прямо, – предложил я.

– Ты на что намекаешь? – покраснел мой собутыльник.

– На девок! – хихикнул я.

– Понимаешь, какое дело, Борис, – Виталий никак не мог решиться начать разговор. Я… это… не знаю, может, ты осудишь меня… но…

– Да ничего я не осужу, – я сделал лицо серьёзным, чтобы не напугать собеседника.

– Тут такое дело… в общем… Я гомосексуалист, понимаешь? – произнёс Виталий и, мельком взглянув на меня, опустил глаза. – Извини, если что-то не так.

Мне даже стало жалко лейтенанта. Представляю, как же ему было трудно это произнести.