Михаил Самарский - Распятые любовью

Я вспомнил, как в свой десятилетний юбилей получил нагоняй от отца. Возвращаясь из школы, мы зашли к моему школьному товарищу сыграть партейку-другую в шахматы. Ну, и сыграли. Вернулся я домой уже под вечер, а если быть точным, то под ночь. Это каким же нужно быть беззаботным, чтобы забыть о своём юбилее в день юбилея. Взрослые так не умеют.

Хорошо мне повезло в тот день, всё-таки день рождения, а так бы ремень не запылился. Как оказалось, меня в тот день ждали дома не только родители, но ещё тётя с дядей, бабушка с дедушкой по материнской линии, двоюродная сестра, соседи. К моему возвращению за столом остались только соседи. Остальные гости расстроенные, со слов отца, разъехались по домом. Откровенно говоря, расстроились они зря, поскольку все гости получили то, что хотели. Подарков, о которых я мечтал, никто не оставил, на моей кровати лежали открытки с дежурными поздравлениями и пожеланиями учиться только на «пять» и какие-то свёртки со всякой чепухой. Ну, как можно назвать папку для нот, к примеру или плёнку с диафильмом, словно его не показывают по телевизору, но всё равно для начала нужно подарить фильмоскоп, а потом уже плёнки приносить. Я всё проверил и, не обнаружив ни одной стоящей вещи, завалился спать. Юбилей юбилеем, а завтра с утра снова в школу.

Спустя столько лет, мне сложно описать, какие чувства тогда завладели мной, и что могло из всего этого выйти. Мне казалось, это настоящая любовь, я даже наивно полагал, что, наконец-то, избавился от своей гомосексуальной зависимости. Так гордился, что у меня есть девушка, я нарочно приводил её иногда в нашу столовую на первом этаже, чтобы все видели, какая у Бориса Филатова подружка. Знакомые по вечерам заходили ко мне в комнату и выражали восхищение красотой моей девушки. Казалось, я был счастлив. Бывая у неё дома, я слушал её музыку и наслаждаться её игрой на скрипке, её действительно удавалось это делать великолепно и мастерски. Я часто просил её исполнить мою любимую композицию, которую я виртуозно исполнял, да и до сих пор могу исполнить, – полонез Огинского «Прощание с Родиной». Как оказалось, это было не прощание с Родиной, а прощание с моей принцессой. Постепенное, спокойное, но неуклонное.

Что меня радовало во всей этой истории, я невероятно возбуждался от её глаз, губ, рук, запаха, даже одежды. Мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я навсегда отрекусь от своей гомосексуальной сущности.

Боже мой! Какая же наивность! До моего знакомства в армии с лейтенантом, рассказавшем мне о Чайковском и его женитьбе оставалось несколько лет. И только тогда я узнаю, что «ничего нет бесплоднее, как хотеть быть не тем, чем я есть по своей природе». Задолго до моего рождения Пётр Ильич сказал это обо мне.

Но вернёмся к моей принцессе. Долго я ходил вокруг да около, намекал, вздыхал, говорил прямо и, наконец, заманил Виолетту к себе в общежитие. Начало было превосходным, мы целовались, обнимались, даже лежали на кровати. Она была не против всех этих, так называемых предварительных ласок. Но ведь предварительными они называются неслучайно. На то они и предварительные, чтобы потом последовало продолжение, как я надеялся, безудержное, сумасшедшее, неистовое. После того, как мои яйца можно было использовать в качестве колокольчиков, я осторожно перешёл к более решительным действиям. И более решительные действия тоже не смутили мою гостью. Но! Через платье и юбку – пожалуйста, гладь, целуй, обнимай, тискай. Это не Олеся с Лагерной улицы. Та, наверное, и сейчас, не задумываясь, сняла бы трусики по первой просьбе. Виолетта же довела меня до исступления. Я не выдержал и спросил:

– Ты девственница?

– Да, а ты сомневался? – она неодобрительно взглянула на меня.

– Ну, а ты могла предупредить? – что же я так мучаюсь.

– Мучаешься? – изумлённо спросила девушка.

– Ну, конечно, – усмехнулся я и добавил: – Разве ты не знаешь, что перевозбудившись, парни страдают от боли в… Ну, внизу.

– Первый раз слышу, – недоуменно произнесла она. – я в этих вопросах ничего не понимаю.

Я заметил, что у неё на ресницах блеснули слёзы. Видимо, мои объяснения ей показались грубоватыми.

– Ну, что ты, Виола, – бросился я успокаивать её. – Прости, милая, я не хотел тебя обидеть.

Она молчала, через некоторое время всхлипнула.

– Скажи, Боря, почему всем парням нужно только одно? Обязательно залезть под юбку и сделать нехорошее дело.

Я посмотрел на неё и улыбнулся.

– Что смешного я спросила? – раздражённо воскликнула принцесса.