Анатолий Луцков - Однажды в Африке…

Гул самолета проникал даже сквозь плотную обшивку, и слегка закладывало уши. Видимо, самолет продолжал набирать высоту. Спать и даже дремать не хотелось, и Комлев был недоволен собой из-за этой ненужной вовлеченности в чужие дела, поэтому он без особой любезности покосился на пассажира, который уселся рядом с ним на место Нгора. Внешний вид нового соседа, его костюм и даже общее выражение лица с неоспоримой ясностью свидетельствовали в пользу того, что кресло занял соотечественник Комлева. Склонности к беседе Комлев не испытывал, ему просто хотелось помолчать, хотя по инициативе соседа вялое подобие разговора все же состоялось. Тот о чем-то Комлева спросил, он суховато ответил, но новому соседу, видимо, хотелось кое-что поведать о себе, а также выразить свое отношение к положению вещей в мире. Комлев подобные разговоры не выносил, считая, что их ведут только пенсионеры и лица без определенного места жительства. Сосед тем временем со скромной гордостью заявил, что он сын небольшого народа со славным прошлым, который героически борется с угнетателями за свою независимость.

— У меня есть высшее образование, — небрежно, но как бы повышая свой статус в глазах Комлева, сказал сосед. — Окончил лет десять назад университет в Ростове.

— Несмотря на угнетение, — едко вставил Комлев. — Что касается меня, то я довольствуюсь среднетехническим.

— Но все это мне теперь не нужно, — невозмутимо продолжал сосед, как бы не слыша Комлева. — Я еду в Каир и там наконец я начну получать духовное образование, а потом (иншаллах!) попробую попасть на учебу в Саудовскую Аравию, на родину Пророка.

Он стал обосновывать свое желание углубленно изучать исламскую науку, потом резко повернул руль в сторону текущей политики. «Светало бы скорее, — вдруг с тоской подумал Комлев, — уже на землю взглянуть хочется». В это время внизу, в черноте долгой осенней ночи проплывали далекие огоньки каких-то, скорее всего, уже турецких городов. А облака, которые все заслоняли, остались далеко на севере.

Кавказский же сосед все говорил и говорил, и Комлеву, наконец, надоело выслушивать докучливые упреки в великодержавности. Он грубовато буркнул:

— Не забывайте, однако, что вы въезжаете в другую страну как гражданин России, а не вашей родной Ичкерии. Без российского паспорта ни в какую другую страну вас просто не впустят.

Сосед ненадолго обиженно замолчал, но потом с каким-то жертвенным самоотречением заговорил о священной борьбе за свободу, которая оправдывает любые действия. Он даже не оборачивался к собеседнику, словно уже представлял слушающие его массы, поэтому Комлев, глядя искоса, мог видеть только четко очерченный кавказский профиль. Прекратить разговор он решил, задав соседу один банальный вопрос, надеясь, что сама примитивность его постановки и просто оскорбительная для слушающего упрощенность, приведет собеседника к мысли о бессмысленности разговора на столь низком интеллектуальном уровне.

— Если ваш народ, из всех прочих народов бывшего Союза, — начал Комлев подчеркнуто спокойно, почти лениво, — затеял не политическую, а вооруженную борьбу за независимость, значит ему хуже всех жилось в этой стране? Или же он самый свободолюбивый народ на земле?

В ответ, все так же являя Комлеву свой суховатый и гордый профиль, немного помолчав, сосед угрюмо заговорил об имперском мышлении, которое мешает многим русским смотреть на вещи объективно. Все-таки чувствовалось, что рядом с Комлевым сидел человек с вузовским образованием.

Уже заметно светлело и самолет теперь летел на более низкой высоте. Внизу было нечто похожее на горы. А потом Комлев неожиданно для себя погрузился в короткий сон, и когда открыл глаза, было уже совсем светло, внизу синело море и приближался желтоватый берег с белыми прямоугольниками домов и чем-то странным, похожим на множество грибов на тонкой, длинной ножке. А это были пальмы, целые рощи финиковых пальм. Сосед держал перед собой книжку в черном переплете и, кажется, шевелил губами. Уже была команда пристегнуть ремни. Подлетали к Каиру — воротам в Африку.

Когда говорят о Каире, представляют себе Нил и пирамиды. Сверху не было видно ни того, ни другого. Вокруг был только желтый песок пустыни и сразу же бетонное посадочное поле. Всех пассажиров отвели в аэровокзал. Было еще утро и почти прохладно. Нгор держался поодаль с двумя своими соплеменниками и украдкой послал Комлеву едва уловимый, доброжелательный взгляд единомышленника. В просторном зале звучала тягучая и одновременно ритмичная восточная музыка, и Комлев наконец освоился с тем, что он уже на самом деле находится за границей, да еще и в Африке, хотя пока и не в «черной», а только на северной ее оконечности.