Анатолий Луцков - Однажды в Африке…

— По накладным: сельхозтехника в разобранном виде, — сдержанно ответил капитан и внимательно посмотрел на механика своими желтоватыми глазами ночной птицы. — А больше нам знать и не нужно. Все свободны, кроме стармеха и старпома.

Со стармехом капитан поговорил по-свойски. Они плавали вместе давно.

— Михайлыч! Стой сам за реверсом в машине. Отваливать будет непросто. Нам обещали буксир, чтобы оттянуть нос влево. Но если не пришлют, ты знаешь, что будем делать.

— Левый двигатель работает назад, а правый — вперед. Левый — на одну ступень больше, — не задумываясь выложил стармех.

— Ты не только механик, а еще и судоводитель, — скупо похвалил его капитан.

Потом он дал наставление старпому.

— Подготовьте со вторым штурманом все для прокладки курса, но это будет потом, когда уже выйдем из залива (он постучал по столу) без груза. Тогда и определимся по маяку Лонсар. Помните? Три белых проблеска в секунду.

— Значит, в порт мы не вернемся? — опасливо догадался старпом и даже осмотрительно оглянулся, хотя они стояли у борта одни.

— Только под конвоем, — тихо и с намеком на шутку ответил капитан. — Вас это устроит? И еще: гакобортный огонь не будем включать, и топовый тоже, пока не выйдем из гавани. Пусть наш отход видят немногие. А бортовые отличительные включить, с берега они не видны. Какой у них сектор освещения? Правильно, десять румбов.

Когда стало темнеть, капитан передал по трансляции, чтобы огни на палубе и в надстройках не включали. В городе кое-где звучали тамтамы. Возможно, кому-то не терпелось их опробовать перед завтрашним бурным празднеством. В десять вечера капитан вызвал всю команду, кроме усиленной вахты на палубе, в бывший красный уголок, а ныне салон отдыха, где уже горело слабое освещение.

— Примерно через час выходим в море, — подчеркнуто будничным голосом сказал капитан. — У нас появилась возможность сделать короткий рейс с грузом. Каждому ясно, что это улучшит наше материальное положение. Всем переодеться в рабочую одежду, вахтенным занять свои места по расписанию.

Собравшиеся оживленно задвигались и загудели, только комсостав помалкивал и держался со скромным достоинством посвященных. Всем было ясно, что разрешения на выход из порта они брать не будут, да никто им его и не даст. Значит, это побег. Со всеми вытекающими…

Свирин и Сенченко оба были на вахте у трапа, а на вахту за рулем должен был заступать Каминский. После собрания он сразу же исчез. Тут же стоял еще второй помощник капитана, невысокий блондин примерно одних лет со Свириным и с сосредоточенным вниманием смотрел по оси уходящих на причал деревянных сходней. И вот по ним, возникший неизвестно откуда, быстро прошагал Огемфе, ощупывая каждого цепким взглядом. Он был встречен вторым, который тут же повел его к капитану.

Огемфе не обманул, и небольшой буксирный катер был уже на месте и теперь качался на поднятой им же самим волне, недалеко от носа «Ладоги». Стальной буксирный трос был на него подан в считанные минуты. С мостика голосом была передана команда втянуть на палубу сходни и убрать швартовы. И тут случилось нечто неожиданное. С какой-то обреченной поспешностью кто-то вдруг бросился к причалу, отталкивая всех, кто был на пути. Не сразу даже он был узнан — так быстро он бежал, а свет падал только с причала. Беглецом же был рулевой Каминский, и он успел еще ступить на убираемые сходни, был схвачен, вырвался, но Свирин успел его схватить за ремень сумки, которую тот держал на плече. Тут же подоспел боцман с прочным шкертиком в руке, будто знал уже, что придется кого-то вязать. Теперь на Каминского навалилось трое и, как говорилось у классика, сила одолела силу.

— Вздумаешь чего-нибудь крикнуть, враз задушу, — угрожающе обнадежил его боцман, когда Каминского уводили подальше от лишних глаз. А лишние глаза принадлежали все той же причальной команде, которая ранним утром видела первый приход Огемфе. Все трое видели, что происходило на борту у белых людей, но их темные лица выражали только каменное безучастие. «Пусть глаз видит, а рот молчит», — думали они.

Нос «Ладоги» оттянул буксир, ее машина работала малым ходом вперед, а Свирина вызвали в рубку стоять за штурвалом вместо запертого в такелажном отсеке Каминского. Они тихо и медленно выходили из ночной гавани и никто их не остановил и не окликнул. Когда огни порта оказались позади, капитан сказал старпому, который был здесь же в рубке:

— Вот теперь можно включать гакобортный огонь и топовый. Нарушили немного правила плавания, да простят нас морские власти и сам лондонский Ллойд!