Анатолий Луцков - Однажды в Африке…

Иногда капитан брал с собой Свирина, когда предстоял особенно важный или трудный разговор, так как Свирин, хоть и заочно, но окончил три курса «иняза» и мог подсказать нужное слово на английском. Впрочем, для повседневного общения в этом порту да и, видимо, на всем побережье хороший английский и не требовался. В ходу были пара местных африканских языков, а больше — весьма странный язык, который так же походил на английский, как место вырубки с пнями и покореженным подлеском похоже на полноценный лес. Но этот язык был популярен, и команда «Ладоги» быстро научилась объясняться на этом странном суррогате языка, освобожденном от не слишком жестких норм английской грамматики и сложности произношения.

— Рес фо ту пени фо коп (рис по два пенни за чашку), — говорила, к примеру, торговка у ворот порта, когда судовой повар с артельщиком, заведовавшим продовольствием, отправлялись на рынок за продуктами.

А старый портовой сторож, которому Свирин однажды под диктовку написал письмо в родную деревню, поблагодарив его, познакомил и с пословицей:

— Ниа неба бета пас фаве фамбул (близкий сосед лучше, чем далекий родственник).

Якимов со школьных лет мечтал стать военным моряком и стал им. В Военно-морском училище на штурманском отделении он был одним из первых в учебе, но к требованиям дисциплины относился с какой-то размашистой беспечностью, словно предчувствуя, что, став офицером, ему придется уступчиво подтянуться самому, чтобы в дальнейшем требовать этой подтянутости от подчиненных.

Получив лейтенантские погоны, он был руководством училища мстительно отправлен служить на самую крайнюю северную точку, в места весьма суровые и отдаленные, хотя по своим отметкам мог бы рассчитывать на лучший вариант распределения.

А менее чем через десять лет его карьера неожиданно закончилась. Он был тогда в звании капитан-лейтенанта старшим помощником на «большом охотнике» с командой в двадцать шесть человек. Командир ушел в отпуск, поговаривали, что его ждет повышение, и он сюда не вернется, и Якимову знакомый из штаба соединения намекнул, что командовать БО (или «бобиком», как его называли) ему теперь дадут вполне законно, а не временно, а очередное звание — капитан третьего ранга — не за горами.

Они проводили плановые учения по обнаружению подводной лодки. Она была старая, дизельная, но еще довольно резво шныряла в темных холодных глубинах, акустик едва успевал сообщать на мостик о меняющихся курсах, а рулевой взмок, перекладывая руль, вернее, двигая щелкающей ручкой электрического рулевого управления. Наконец Якимову удалось «прищучить» лодку, и в этом случае производилась имитация бомбометания, то есть за борт бросали обыкновенную гранату-лимонку. Делал это обычно набивший руку матрос Бобков. Небо в тот день было низкое и хмурое, волна — около четырех баллов, и небольшой узкий «охотник» ощутимо покачивало. Якимов с привычно-настороженным вниманием наблюдал за всей процедурой с мостика, Бобков же стоял на левом борту недалеко от тридцатисемимиллиметрового зенитного автомата на корме. У курилки, рядом с дверью в машинное отделение, стояли мотористы, которые вылезли наверх хватить свежего, холодного воздуха, и с ними еще пара курильщиков. Вниз была дана команда на «стоп», и люди из машины знали, что это надолго. Сначала, как черное морское чудище, медленно всплывет подводная лодка со стекающими с ее рубки, а потом и с палубы большими и малыми водопадами. Начнется разговор командиров, усиленный динамиком, потом оба плавсредства, надводное и подводное, пойдут домой — на базу флота.

Первая граната ушла за борт благополучно, выбросив скромных размеров водяной гейзер. Бобков снарядил вторую, но тут невовремя подоспела девятая волна, резко подняла кормовую часть палубы, матрос поскользнулся в луже, потом ударился локтем о поручень и выронил скользкую от масла лимонку. Она весело, но со зловещей целенаправленностью покатилась по мокрым стальным листам палубы к курильщикам. Бомбометатель успел проорать: «Полундра, ложись!» — сделал пару шагов и распластался на животе головой к корме. Он думал о том, сколько суток «губы», если он уцелеет, ему впаяет «каплей» за его оплошность? Бобков не знал, что граната катилась от кормы, приподнятой волной, но если бы было наоборот, то она помчалась бы в сторону Бобкова, и прямо в зазор между подошвами его сапог. Случись такое, он наверняка вернулся бы домой безногим инвалидом.