Словно лопнувший шарик, мое придуманное прошлое в одно мгновение разлетелось в клочья. Однако, как ни странно, мне было уже все равно.
— Но… Я слышала… что ваша семья…
Я не дала Розалинде закончить. Она была откровенна со мной и рассказала свою историю без утайки: пришла пора и мне сделать то же самое. Я знала, что ей, возможно, не понравится моя реальная жизнь: она могла показаться ей слишком серой и скучной по сравнению с теми приключениями, к которым она привыкла. Я понимала, что, узнав правду, она, вероятно, уже никогда не захочет пить со мной розовый джин в баре и подвозить в Танжер на своем автомобиле с открытым верхом. Как бы то ни было, я уже не могла удержаться, чтобы не рассказать ей все.
— Моя семья — это моя мама и я. Мы обе портнихи — простые портнихи, и у нас нет другого богатства, кроме собственных рук. Мой отец не поддерживал с нами отношений, с тех пор как я родилась. Он принадлежит к другому классу, к другому миру: у него есть деньги, бизнес, связи, нелюбимая жена и двое сыновей, с которыми они не понимают друг друга. Ну, по крайней мере все это было у него раньше. Что с ним сейчас, мне неизвестно: в первый и последний раз, когда я его видела — это было еще до войны, — он чувствовал, что его могут убить. А мой красавец жених, управляющий компанией в Аргентине, на самом деле не существует. У меня действительно были отношения с мужчиной, который сейчас, возможно, занимается какими-то делами в этой стране, но между нами все давно уже кончено. Этот человек поступил со мной подло, обокрал меня самым бессовестным образом — не хочется об этом даже и говорить… Вот такова моя жизнь, Розалинда: как видишь, она совсем не похожа на твою.
В ответ на это Розалинда разразилась тирадой на английском, из которой мне удалось уловить лишь одно слово — Morocco.
— Прости, но я ничего не поняла, — смущенно произнесла я.
Англичанка снова перешла на испанский:
— Я сказала: нет, черт возьми, разницы, какое у тебя прошлое, если ты лучшая модистка во всем Марокко. А насчет твоей мамы… Бог милостив, как говорят у вас в Испании. Вот увидишь, все обязательно разрешится.
25
Рано утром на следующий день я отправилась в комиссариат, чтобы сообщить дону Клаудио о постигшей меня неудаче. Из четверых полицейских на своих местах в этот раз были двое — самый старый и самый худой.
— Шефа еще нет, — объявили они в один голос.
— А когда он придет? — спросила я.
— В половине десятого, — сказал один.
— Или в половине одиннадцатого, — сказал другой.
— Или завтра.
— Или вообще никогда.
Оба гадко засмеялись, и я почувствовала, что больше ни минуты не смогу выносить этих двух нахалов.
— Передайте ему, пожалуйста, что я приходила. Что я съездила в Танжер, но не смогла ничего добиться.
— Как прикажешь, моя королева, — сказал старый полицейский.
Я направилась к двери не попрощавшись и уже собиралась выйти, когда за моей спиной раздался голос Каньете.
— Если будешь глядеть поласковее, я когда угодно сделаю тебе еще один пропуск.
Я не остановилась и, с силой сжав кулаки, чуть повернула голову, чтобы мой ответ долетел до его ушей.
— Оставь его себе, сукин сын.
С комиссаром я столкнулась на улице, что неудивительно, поскольку испанский квартал был небольшим и люди там постоянно встречали друг друга. К счастью, это произошло уже достаточно далеко от комиссариата, что избавило меня от возможного предложения дона Клаудио пройти с ним обратно. Как всегда в светлом льняном костюме, он был свежевыбрит и готов начать свой рабочий день.
— Я вижу, настроение у вас не очень, — сказал комиссар, едва завидев меня. — Надо полагать, с «Континенталем» договориться не удалось. — Он кинул взгляд на часы. — Ладно, пойдемте выпьем по чашечке кофе.
Дон Клаудио провел меня в «Касино Эспаньоль» — красивое здание на углу, с балконами из белого камня и огромными окнами, выходившими на главную улицу. Араб-официант устанавливал навес, скрипя металлическими опорами, а двое других расставляли на тротуаре под его тенью стулья и столики. Начинался новый день. В здании было свежо и безлюдно; в центре находилась широкая мраморная лестница, а по бокам — два зала. Мы с комиссаром прошли в располагавшийся по левую руку.
— Доброе утро, дон Клаудио.
— Доброе утро, Абдул. Два кофе с молоком, пожалуйста, — заказал он, взглянув на меня и убедившись, что я не против. — Ну что ж, рассказывайте.
— Мне не удалось ничего добиться. Администратор в гостинице новый — не тот, который был в прошлом году, — но ему все известно. И он даже слышать не захотел ни о какой отсрочке. Сказал, что мне и так во многом пошли навстречу и если я не выплачу долг в установленный срок, они заявят на меня в полицию.
Читать дальше