Мария Дуэньяс - Нити судьбы

— Немцы, — ответила я.

Среди них была строгая фрау Лангенхайм в сшитом мной великолепном платье из фиолетового шантунга; фрау Хайнц, моя первая клиентка, похожая на арлекина в своем черно-белом костюме; говорившая с аргентинским акцентом фрау Бернхардт, на этот раз без обновы, и еще несколько незнакомых мне женщин. Все они были со своими мужьями и приветствовали Серрано Суньера, который отвечал им, одаривая улыбками окруживших его немцев. На этот раз, однако, Бейгбедер не прервал разговор и позволил ему продолжаться довольно долгое время.

Сумерки сгущались, и кругом зажглись огни, как во время народных гуляний. Среди гостей царило умеренное оживление, звучала негромкая музыка, и Розалинды все еще не было видно. Группа немцев, уже без женщин, по-прежнему не отпускала от себя высокого гостя. Они о чем-то увлеченно разговаривали, передавая что-то из рук в руки, жестикулируя и обмениваясь репликами. Я заметила, что мой спутник украдкой за ними наблюдает.

— Вижу, вас интересуют немцы.

— Еще как, — с иронией произнес журналист. — Но увы, я связан по рукам и ногам.

Я вопросительно подняла брови, не понимая, что он имеет в виду. Логан, однако, не стал мне ничего объяснять и предпочел перевести разговор на другую тему.

— Вы не сочтете слишком большой наглостью, если я попрошу вас об одном одолжении?

Он произнес это с той же непринужденностью, с какой несколько минут назад предлагал мне сигарету и спрашивал, не хочу ли я бокал крюшона.

— Смотря о чем идет речь, — ответила я, стараясь казаться невозмутимой, хотя это было далеко не так. Вечер протекал довольно спокойно, однако я по-прежнему чувствовала себя неуютно на этом чужом празднике. Кроме того, меня беспокоило отсутствие Розалинды — странно, что она до сих пор так и не появилась. Не хватало еще, чтобы журналист попросил меня о каком-то сомнительном одолжении: мне казалось, что я и так уже сделала достаточно, согласившись сопровождать его на прием.

— Я не прошу ничего экстраординарного, — пояснил Логан. — Просто мне хотелось бы узнать, что немцы показывают Серрано и что они разглядывают там с таким интересом.

— Личное или профессиональное любопытство?

— И то и другое. Но сам я не могу к ним подойти: как вы знаете, немцы сейчас не жалуют англичан.

— И вы предлагаете сделать это мне? — изумилась я.

— Да, и по возможности не слишком заметно.

— Надеюсь, вы шутите?

— Вовсе нет. Такова моя работа: я ищу информацию и различные способы ее получения.

— И сейчас, не в силах добыть информацию лично, решили использовать меня.

— О, я всего лишь высказал предложение, и вы не обязаны его принимать. Решение полностью зависит от вас.

Я молча смотрела на Логана. Он казался искренним и надежным, но, как предполагал Феликс, это могло быть обманчивым впечатлением и на самом деле журналист всегда преследовал лишь свои интересы.

— Хорошо, я это сделаю.

Логан хотел что-то сказать — может быть, заранее поблагодарить, но я его прервала:

— Но и вы тоже должны кое-что для меня сделать.

— Что именно? — удивился он, не ожидая, что я попрошу что-то в обмен на свою помощь.

— Выясните, где сейчас сеньора Фокс.

— Каким образом?

— Вам ли не знать — вы же журналист.

Не дожидаясь ответа, я повернулась к нему спиной и удалилась, ломая голову над тем, как приблизиться к группе немцев, не проявив при этом явной бесцеремонности.

В конце концов я нашла решение, вспомнив про вещицу, полученную в подарок от Канделарии за несколько минут до выхода. Вытащив из сумочки пудреницу, я открыла ее и зашагала вперед, глядя в зеркальце с видом женщины, направляющейся в дамскую комнату, чтобы поправить макияж. Однако, заглядевшись на свое отражение, я не заметила, куда иду, и неожиданно — какая оплошность! — наткнулась на спину немецкого консула.

Это столкновение, за которым последовало падение пудреницы, заставило немцев прервать разговор.

— Ах, какая я неловкая, простите меня… — изображая крайнее смущение, забормотала я.

Четверо мужчин собрались нагнуться, чтобы поднять пудреницу, но их опередил самый худой, с кошачьими глазами и почти белыми, зачесанными назад волосами. Единственный испанец.

— Похоже, зеркальце разбилось, — сообщил он, выпрямляясь. — Взгляните.

Я посмотрела. Однако прежде кинула взгляд на то, что он держал в своих длинных и тонких пальцах, помимо пудреницы.

— Да, действительно разбилось, — пробормотала я, осторожно проводя указательным пальцем по потрескавшейся поверхности, и мой ноготь со свежим лаком сто раз отразился в ней.