Давид Гай - Террариум

Архимандрит соглашался, он вообще в последнее время больше слушал и поддакивал, нежели вещал, новые полезные идеи из его уст не вылетали юркими птичками, как прежде: то ли идеи отсутствовали, то ли страшился невольно задеть ВВП и потерять его поддержку, вовсе не лишнюю с учетом недовольства патриарха близостью Тита к первому лицу государства – в церковной иерархии интриги почище чем у светских; ВВП не хотел признаться, что и он в общении с духовником не находит былой отрады, и это усиливало одиночество и тоску.

“Скажи, святой отец, как мне ночи мои сделать часами сна, а не кошмаров, как от чертовщины избавиться?” – круто поменял тему и стал излагать накопившиеся бесовские видения, по мере рассказа Тит мрачнел, чесал рыжеватую бороду, что было признаком растущего волнения, ВВП не понимал наступившей перемены, наконец, духовник исторг из себя с видимым усилием: “Я писал о подобном в “Несвятых святых”, помните?”; конечно, он читал сборник новелл, который понравился степенью откровения и незаурядными фигурами героев, но что именно Тит писал по поводу ночных видений, не помнил – так и сказал. “Меня как священника пригласили к знаменитому актеру и режиссеру Богарчуку, умирал он в физических муках, но самое страшное происходило ночью – являлись ему образы давно усопших людей, его коллег по искусству, являлись они в самом чудовищном, устрашающем виде и истязали больного, глумились над ним, не давая покоя…” – “И что дальше?” – “Я сказал Богарчуку, что пришел к нему для того, чтобы напомнить о том драгоценном знании, которое Церковь хранит и передает из поколения в поколение, не только верит, но и знает, что смерть физическая – это совсем не конец нашего существования, а начало новой жизни, к которой предназначен человек, что эта новая жизнь открывается людям, воплотившимся Богом – Господом Иисусом Христом; я поведал и о прекрасном, удивительном мире, бесконечно добром и светлом, куда Спаситель вводит каждого, кто доверится Ему от всего сердца, и о том, что к великому событию смерти и перехода в новую жизнь надо подготовиться”. – “Ну, а на счет видений и кошмаров?” – проявлял нетерпение ВВП. – “Что касается устрашающих видений, так жестоко донимавших больного, то я без обиняков рассказал о влиянии на нас падших духов, в преддверии смерти, когда человек приближается к грани нашего и иного миров, непроницаемая ранее духовная завеса между этими мирами истончается, и, неожиданно для себя, человек может начать видеть новую для него реальность, но главным потрясением зачастую становится то, что эта открывающаяся новая реальность бывает необычайно агрессивной и поистине ужасной. Люди, далекие от жизни Церкви, не понимают, что из-за нераскаянных грехов и страстей человек оказывается доступным воздействию духовных существ, которых в Православии именуют бесами, они-то и устрашают умирающего, в том числе принимая облик когда-то знакомых ему лиц, их цель – привести человека в испуг, смятение, ужас, в предельное отчаяние, чтобы в иной мир душа перешла в мучительном состоянии полного отсутствия надежды на спасение, веры в Бога и упования на Него… Богарчук выслушал, видно было, что многое он сам уже понял и осознал; когда я закончил, он сказал, что хотел бы от всего сердца исповедоваться и причаститься…”

До ВВП начала доходить причина волнения священника: выходит, падшие ангелы истязают душу умирающего, но он-то, ВВП, жив и здоров, не собирается покидать этот свет, настроен на долгую жизнь, как его родители, откуда же тогда появились эти самые падшие ангелы, что они хотят, чего добиваются, и не зловещее ли это предзнаменование, о чем Тит ему, понятное дело, не скажет и даже не намекнет… Духовник понял скрытую мысль сидевшего напротив и отвел взор, а перед ВВП внезапно возник старик с пигментными пятнами на лбу и беспокойными глазами, протягивающий конверт…, да, съезд астрологов, пожалел, что пришел, поддавшись уговору Выхухоля; “скажи, ты веришь в предсказания?” – обратился к духовнику, тот встал и глядя прямо в глаза: “Напомню Священное Писание: “Не должен находиться у тебя прорицатель, гадатель, ворожея, обаятель, вызывающий духов, волшебник, вопрошающий мертвых, ибо мерзок пред Богом всяк, делающий это…”

Да, наступали скверные времена, гремели громы, сверкали молнии, вот-вот готов был обрушиться грозящий потопом ливень – и почва колебалась, уходила из-под ног, первые слабые сотрясения чуткие сейсмографы фиксировали еще несколько лет назад, предвесенней порой выборов двенадцатого года, когда ВВП возвращал себе отданное на время право самолично управлять государством; он и без всяких приборов, как животное, прежде других в своем окружении слышал подземные гулы и чувствовал толчки, недаром стали мучить ночные кошмары и – впервые – головные боли, пришлось обратиться к докторам, первый раз в жизни, те прописывали таблетки, которые он не желал глотать, психотерапевты проводили сеансы успокоения, учили азам аутотренинга; раздражали все, в том числе Плюшевый, лез с дурацкими предложениями – дни его в верховной власти были сочтены, ничего хорошего ему не светило, отдавал себе отчет, что в обещанной должности премьера, брошенной, как кость собаке, долго не пробудет и потому начал смелеть; впрочем, и раньше тоже пробовал осторожно начинать разговоры на щекотливые темы, помнится, в канун выборов двенадцатого года завел канитель по поводу МБХ: может, лучше его выпустить вместе с подельником, народ воспримет положительно, если вам самому не хочется, так он, Плюшевый, возьмет на себя, примет решение в немногие оставшиеся месяцы во власти; ВВП взвинтился, огромных усилий стоило не наорать и не послать куда подальше – ах, какой милостивый, освободит вора и преступника, тем самым подчеркнет свою гуманность и – злобную мстительность упекшего эту парочку в тюрягу, что в интернете давно притча во языцех, освободит, чтобы МБХ начал мутить воду, подстрекать народ, став лидером всей этой митингующей шпаны? “Он же обещал политикой не заниматься”, – возразил Плюшевый. – “Ты веришь обещаниям человека, у которого руки по локоть в крови? И потом, как помиловать нераскаявшегося, не признавшего своей вины, разве такое возможно?” – “Возможно по законам Преклонии, я или вы имеем право своей волей, и не обязательно признание…” – “Разве? Я не знал…” В замерших темных зрачках Плюшевого отпечаталось: прекрасно понимает, что перед ним ваньку валяют, ну и хорошо, что понимает, незачем лезть не в свое дело…