Александр Казимиров - Бульварное чтиво [Сетевая компилляция, калибрятина]

Коля мог часами травить байки, а если его не тормознуть, то — сутками. Барабанная дробь прервала историю о пикирующем зас-ранце. Вазелин расправил трусы и оставил Щульца одного.

— Здорово! — приветствовал кого-то он. — Легок на помине!

В сопровождении хозяина из прихожей вышел мужичок с бильярдной лысиной и лицом постаревшего ребенка.

— Клизма!.. Сергей, — представился он и подал Шульцу руку.

«Вот компания! Вазелин и Клизма! — Шульц чуть не рассмеялся от посетивших его мыслей, но вовремя спохватился: — Кто же тогда я?» — ответ напрашивался еще смешнее. Рукопожатие Клизмы оказалось довольно болезненным. Клизма занимался прибыльным делом: обшивал дерматином двери новоселов, вставлял глазки и замки. Такая вот синекура. Шульц разминал сплющенную ладонь и с интересом поглядывал на нового знакомого.

— Конкурентов развелось, — между тем пожаловался Клизма, усаживаясь за стол. — Реклама нужна, а как ее сделать, не знаю. Бизнес-то не вполне законный — шабашка. Чуть что, сразу привлекут за нетрудовые доходы.

Вазелин достал третий стакан и плеснул в него вина.

— Врежь и успокойся!

Клизма распахнул рот и вытряхнул в него все до последней капли. Потом вздохнул и обреченно сказал:

— Мне нельзя, простатит замучил!

Вазелин уцепился за «больную» тему. Она показалась ему интересной. Как всегда, он был восхитительно мудр!

— Надо, чтобы о тебе заговорили. Понимаешь, Серега? Главное, быть на слуху. Я читал, что несоответствие общепринятым нормам выделяет человека из толпы. Большинство творческих личностей были неадекватны. А ведь ты творческая личность! — Вазелин сморщил лоб, две волосатые гусеницы подползли к переносице и поцеловались. — Вот что, ступай к урологу. Он начнет массировать тебе простату, ты анусом сломаешь ему палец! Якобы от неожиданности. Ты сможешь, ты сильный! Поверь, сложится нестандартная ситуация. О тебе заговорят, напишут в газете, в хронике «Происшествия». Начнут узнавать в лицо, будут умолять, чтобы именно ты вставил глазок или прикрутил ручку! Все, вопрос с конкуренцией исчерпан!

Он с точностью провизора разлил по стаканам.

— Мне не надо, я кофе попью, — Клизма взял с хлебницы жестяную банку с изображением многорукого индийского божества.

Кофе принадлежал к разряду дефицитных товаров. Достать его без блата было затруднительно. Вместо желанного порошка в банке оказались презервативы в бумажных упаковках. Вытащив один, Клизма дрыгнул бровями и выдал рекламный слоган:

— Кофе поднимает тонус, презервативы поднимают… — Что именно поднимают презервативы, Клизма не уточнил, считая, что и без лишних слов понятна чудодейственная сила изделия № 2. — Я возьму парочку, ладно?! В аптеке стесняюсь покупать. Мало ли что женщины обо мне подумают, а мне для дела нужно: я, когда на рыбалку собираюсь, в гандоны соль насыпаю, спички упаковываю, чтоб не отсырели.

Вазелин «хлопнул» портвейна и расщедрился.

— Бери всю банку, у меня еще есть.

В пьяной болтовне незаметно промчался день. Когда сумерки стали застилать окна, из прихожей послышался шорох. Перед собутыльниками предстала женщина с боевым макияжем. Кофейная банка в руках Клизмы вызвала у нее недоумение. Женщина вопросительно посмотрела на Колю. Кувыркая пальцы с кровавыми от маникюра ногтями, она воинственно замычала.

— Говорит, что без них не даст, — перевел звериный рык Коля, синхронно отвечая пантомимой.

Красноречие Вазелина произвело на глухонемую потрясающий эффект. Афина сменила гнев на милость, прижалась к Вазелину и как бы невзначай глянула на часики. Шульц с Клизмой тут же интеллигентно засобирались домой.

Возле гастронома их остановил побитый молью старикашка.

— Молодые люди, не скажете, где кофе купили? — заискивающе спросил он. — Бабку свою побаловать хочется. Дюже она его любит.

Шульц смехотворно присел и развел в стороны руки. Вероятно, это означало: где взяли, там уже нет. В отличие от Шульца, Клизма считал себя высоконравственным человеком и уважал старость. Он штопором ввернул в небо увенчанный заусенцами палец.

— Совесть, Сеня, является разменной монетой между нравственностью и меркантильностью.

Глубокомысленное заявление товарища вытянуло физиономию Шульца, придав ей выражение философской задумчивости. Зрачки Сени помутнели, будто в них добавили кофе с молоком, а сам он торжественно замер. Клизма достал из сетки банку с многоруким божеством и протянул ее старичку.