Владимир Топилин - Хозяин Спиртоносной тропы

На второй день поздно вечером из тайги вышла Стюра. Вызвала Кузю в ограду:

— Ты хотел говорить с Егором Бочкаревым? Он тебя ждет.

Кузька не стал тратить драгоценное время. Знал, что в этой ситуации дорог каждый день. Тут же поехал на Каратавку на Поганке, надеясь утром вернуться на работы, чтобы у Заклепина не было лишних вопросов.

Егор его ждал. Встав с чурки, принял уздечку лошади, повел в сторону. Когда отошли на безопасное расстояние в тайгу, чтобы не дай Бог не услышал Назар или еще кто-то, остановился. Доставая трубочку, глухо бросил:

— Говори, чего хотел.

Спешившись, Кузя недолго рассказал ему все, что с ними было, начиная с того места, как посадили инженеров в лодку и заканчивая тем, как их ограбили. В заключение своей речи приглушил голос до едва слышного, почти прислонился Егору в ухо:

— Трехпалого я видел раньше на Крестах. Это Власик.

— Другого я и не предполагал. Вот оно, значит, как вышло. Что ж, медлить нельзя, золото могут увезти в любой день, — задумчиво проговорил Егор. — Надобно мне сейчас идти с тобой на чибижекские прииска, чтоб дать наказ.

— Кому? — полюбопытствовал Кузя.

— Тебе покуда знать не надобно.

Вместе вышли в ночь, к рассвету были на Спасском прииске. Кузька улицей, а Егор за поскотиной через огород, чтобы никто не видел, залезли на сеновал. Катя спросонок едва не спустила на их головы топор, но потом узнала:

— Дядька Егор! Что это вы тут?

— Так, решил на людей посмотреть, да пощипать их души: кто чем дышит. Обо мне молчи, что я тутака, ясно? — И Кузьке: — Сейчас поедешь к Заклепе на работу. Но прежде зайди к Пантелею, отдай вот это, — передал свернутый зеленый платочек. — Пусть сюда огородами придет. Да скажи, пусть колбасы с консервами прихватит, хлеба, сала, потом рассчитаемся. Потом Стюру позови, пусть тоже ко мне шлепает…

— Я уже тутака, — раздался снизу знакомый, будто квохчущая капалуха (глухарка) голос.

Нисколько не удивившись, откуда и когда она тут очутилась, Егор продолжал наказ:

— Днем всяко постарайся попасть на Кресты. Там найдешь станочника Митьку Петрова. Пусть передаст китайцу Ли, чтобы тоже ко мне кого-нибудь из своих прислал. Китайцы тоже пригодятся.

— Как же он его найдет? — удивился Кузя.

— Так и найдет. Золото сворует со станка да ему за спирт понесет, а там и скажет, — недовольно нахмурил брови Егор: — Много вопросов задаешь!

Кузька с Катей молча посмотрели друг на друга: что он задумал?

Вспоминая, что надо еще наказать, покрутил головой:

— А где аньжинеры? В лазарете? Ну и славно, пусть покуда там лечатся. А я у тебя, Кузька, поживу тут на сеновале дней пять. Только никому не говорите, что я тут. Думаю, за это время все решится, — и Кате: — У мамки бражка есть? Что тогда сидишь? Неси в ковшике.

Внизу хлопнула дверь дома Собакиных. На крыльцо вышла Анна. Потянувшись, сходила в огород. Вернувшись, стала разводить огонь в печке в ограде. Услышав ее, к ней вышла Валентина. Подогрев кашу, стали завтракать: скоро на смену.

Дождавшись, когда они уйдут, Кузька спустился с сеновала, быстро перекусил, поехал в контору. Не доезжая, остановился у золотоскупки, постучал в дверь. Пантелей будто его ждал, пустил внутрь:

— Здорово ночевали! Люди говорят, отца похоронил в тайге?

Ответно приветствовав его, он передал ему платочек. Удивившись этому, Хмырь развернул зеленую тряпицу, на которой были подшиты нитками какие-то известные ему знаки, вмиг переменившись в лице спросил ледяным голосом:

— Где он?

— У меня на сеновале. Зайдешь с огорода, чтоб никто не видел. Да прихвати что-нибудь поесть: колбасы, сала, хлеба.

— Понял! — ответил Захмырин и тут же пошел в кладовку.

Кузя вышел на улицу, привязал Поганку к коновязи, зашел в контору. Несмотря на раннее утро, Заклепин уже на месте, ругается на смотрящих и десятников. Он недолго ждал, пока все разойдутся, зашел к нему в комнату.

— А-а-а, Кузька! — нервно вскочив с табурета, поспешно вышел он из-за стола, протягивая ему руку. — Здорово ночевали! Как дела? Я ж тебе говорил, что еще день можно отдохнуть. Ну, да ладно, правильно, что вышел, работы много. Сегодня надо на два прииска съездить. Потом, к вечеру на Крестовоздвиженку смотаться к Коробкову. — Заскочил назад за стол, обмакивая перо в чернильницу, быстро написал записку, свернул ее, упаковал в конверт: — Вот бумаги. Только после Крестов сразу ко мне на доклад ворочайся. Все понял?

Кузька мотнул головой, сложил все в сумку, вышел на улицу. Усаживаясь на Поганку, косым взглядом заметил, как Заклепа смотрит на него из-за косяка окна. Стараясь быть невозмутимым, не торопясь поехал прочь. А у самого сердце колотится: что там написано?