Михаил Каминский - Переполненная чаша

И вдруг Грация вспомнила, что, если бы Антонина не принесла однажды на девичник к Катьке Хорошиловой входившую тогда в моду игру под названием «Я приехала», не было бы никакого Дубровина, не нужны были бы эти имиджи. И о Пуховке она знала бы только одно: есть такая деревня за домом отдыха и лесом. Верней, скажем так, Дубровин существовал бы сам по себе, а Грация в отдельности от него. Но Антонина тогда предложила: «Давайте, бабы, сыграем. Скучно». И они начали звонить мужикам, морочить им головы: «Здравствуй, я приехала». Иные на том конце провода радовались, другие реагировали сдержанно, были и такие, что ахали от испуга и неожиданности, кое-кто грозил милицией. Рожнов, главный конструктор, называл звонившую ему Антонину странным мужским именем — Авис Мисакович. «К сожалению, Авис Мисакович, я не могу ни сегодня, ни завтра. И послезавтра у меня весь день занят. Может быть, на той неделе, Авис Мисакович?..» Один случайный абонент — набрали номер наобум — все задавал наводящие вопросы, чтобы не обмишулиться, пытался угадать: «Галя?.. Света?.. Неужели ты, Леночка?» В общем, повеселились они на своем девичнике основательно и почувствовали огромное превосходство над другой половиной человечества, потому что почти все мужички сплоховали, продемонстрировали трусость, подлость или кобелиные наклонности. Только двое из двадцати, наверное, оказались на высоте. И тогда, поставив вопрос на голосование, этих двоих признали равными себе и пригласили их на девичник в изрядно подвыпившую компанию. Первым был технолог Сема Фуремс, который, когда Антонина набрала его номер, откровенно признался: «Я не знаю, кто вы. Наверное, тут ошибка, потому что у меня нет знакомых девушек». — «Вообще нет?» — не поверила Антонина. «И не было», — печально сказал Сема. А другой — Дубровин. «Мне безразлично, — заявил он сразу, — кто меня разыгрывает. Для меня важно другое: я сейчас одинок, мне тошно, а у вас там, слышу, довольно шумно».

Короче, если бы Антонина не примчалась на Катькин девичник с новой игрой «Я приехала», никакого бы любовника по фамилии Дубровин в жизни Грации не было бы, но весьма возможно, что она носила бы по мужу фамилию Фуремс, вместе с нею — платья пятьдесят большого размера, потому что Семина мама — это знали в СКБ все — каждую субботу пекла замечательные пироги с маком. Сеня не только устно пропагандировал кулинарные достижения мамы, но и приносил в понедельник на работу ее продукцию и угощал ими Грацию, как, впрочем, и других тоже, но ее, все это замечали, особенно щедро. Возможно, повышенное внимание было вызвано тем, что, впервые съев кусок пирога, Грация тут же попросила добавку, но не исключено, что она просто-напросто нравилась Фуремсу, и кто знает, как повернулось бы дело в дальнейшем.

Сема и на девичник тоже прибыл с пирогом, завернутым в плотную бумагу, а поверху — еще и в длинное кухонное полотенце, которое от волнения долго не мог размотать, и пыхтел, и обливался потом. Ему и Дубровину налили штрафные стаканы. Дубровин повел себя так безразлично, будто всего-то выпил натощак кипяченую воду — по Катькиной диете, а Сема окосел в одну секунду и стал крутиться вокруг Грации, которая сидела в кресле, подобрав под себя ноги и прикрыв их расклешенным подолом нового платья из венгерской шотландки.

Потом рядом с ними очутился Дубровин и долго безмолвно, но с усмешкой наблюдал, как Фуремс, по-прежнему пыхтя и потея, вращается вокруг Грации. Дубровин стоял рядом, ел пирог с тарелки и снисходительно смотрел на робкие Семины ухищрения. Наконец ему надоела роль зрителя и он спросил у Фуремса: «А где, между прочим, ваша мамаша достает мак? В магазинах ведь ни зернышка». Катька крикнула из другого конца комнаты, что Сема развел маковые плантации на своем балконе. Антонина сказала, что такой толстый и богатый мужчина может покупать мак на рынке. «Нет, — отверг эти предположения Дубровин, — наш Фуремс — член международной мафии, занимающейся транспортировкой и продажей опиума. Товар он прячет и переправляет за рубеж в кипсейках офсетных машин. На заводском складе готовой продукции у него есть сообщник. Расплачиваются же «крестные отцы» с Фуремсом исходной продукцией — маком».

Дубровин говорил долго и не очень-то остроумно, но все смеялись, а Фуремс покраснел до слез. У него были пухлые, помидорного цвета, щеки и смоляные густые кудри. Грации захотелось погладить его по щеке или потрепать за круглый, с ямочкой, подбородок. Но только она протянула руку, как Дубровин схватил ее запястье и сжал его. Не глядя на Грацию, он продолжал, развивать тему о мафиози Семе Фуремсе. Получалось уж совсем не смешно, но еще злее. «С чего бы это?» — удивилась Грация и попыталась вырвать руку. Дубровин не отпустил. И тогда она догадалась: «Ба-а, да наш шеф положил на меня глаз! Столько времени наблюдал в рабочей обстановке без каких-либо результатов, а тут, в атмосфере девичника, взял — и вспыхнул…»