Михаил Каминский - Переполненная чаша

Девочка спала в проходной комнате вместе с бабушкой, ворчливой от многих незабытых жизненных неурядиц старухой. Когда бабка молилась на ночь, Девочка укрывалась с головой одеялом и смеялась над нею. Потом она начинала мечтать о том времени, когда будет жить в центре города. Под одеялом ей было душно. А духота ограничивает приток крови к серому веществу, поэтому мечты Девочки были куцыми, какими-то бесхвостыми: английская помада за пять рублей, французская крем-пудра, польские тени и советские духи. Советские духи — самые лучшие в мире, потому что их готовят из натуральных эфиров…

Оказаться в центре города легко, но поселиться там трудно. Тут Мальчик не помощник. Для этого надо встретить знаменитого певца, растущего дипломата или моложавого директора магазина. Только бы кто-нибудь из них встретился, заметил ее в толпе!

Среди студенток Старика тоже были такие, как Девочка. Они ленились или прилежничали, но в обоих случаях предмет, который преподавал Старик, был для них вроде надоевшей манной каши. Он ставил им зачет, хотя знал, что эту манную кашу они глотают с отвращением, а на него смотрят, как на препятствие, которое надо перескочить. Столбом, забором или ямой ощущать себя неприятно, однако у Старика не было даже формального повода отложить зачетку и спросить: «Зачем тебе нужна эта наука, Девочка?» Да и что бы он сделал, если бы услыхал в ответ: «Это мое приданое, профессор. Я хочу выйти замуж»?..

К сожалению, ни моложавый директор магазина, ни растущий дипломат, ни знаменитый певец не замечали Девочку в толпе. И она решила: «Выйду замуж за Мальчика. Ведь я его люблю, не так ли?» И вот в воскресный день, в полдень, Девочка прибежала ко Дворцу бракосочетаний. Было холодно и ветрено, но Девочка этого не замечала. А какие-то люди, стоявшие у входа во Дворец, мерзли. Маленькая женщина в синей кофте и белых брюках, прижав к груди флейту, жаловалась сама себе:

— Мне холодно, мне холодно, мне холодно.

Когда жалуются сами себе, то приносят беспокойство всем. Мужчина в черном свитере погладил свою лысину и вздохнул так тяжело, что отозвался барабан, который находился у его ног. Другой мужчина, худой, в красной рубашке с короткими рукавами, стал часто дуть в саксофон, извлекая из него набор звуков, складывавшихся в нервную мелодию. А высокая девица в зеленом платье с гитарой наперевес сжала ненакрашенные губы, чтобы не изречь что-нибудь сварливое.

— Мне холодно! Мне холодно! Мне холодно! — бубнила Флейта. — Сколько нам стоять и ждать? Зачем вы нас сюда приволокли?

Барабан, которому адресовалось это «приволокли», опять погладил лысину и примирительно сказал:

— Не нервничайте, Флейта. Я вчера вас позвал, и вы согласились. А сегодня вдруг бунт.

— Это не бунт, — возразила Флейта. — Просто я не понимаю, почему одни женятся, да еще под музыку оркестра, а другие не женятся? — И она с вызовом поглядела на Саксофона.

— Господи! — разжала губы Гитара. — Кто-то выходит замуж. Для кого-то построили этот Дворец. А мы, как жалкие комедианты, должны здесь играть. Что это за блажь — оркестр у входа в загс? И вообще, кто заказал музыку?

— Не знаю, — смутился Барабан. — Я так обрадовался: «У нас есть работа!» — что не спросил, кто они и как выглядят.

Тут уж весь оркестр разом обрушился на Барабана. Гитара рвала аккордами его душу: «Я устала! Я устала!» Флейта монотонно выводила свое: «Мне холодно, холодно…» Даже нерешительный Саксофон вдруг стал очень гордым.

— Я уйду, — заявил Саксофон. — Сегодня воскресенье. У всех нормальных людей сегодня выходной день. Я считаю себя нормальным человеком. Каждый нормальный человек имеет право на отдых. Слышите, Барабан?

— Вы — непревзойденный скандалист-зануда, — вступилась за любимого Барабана Гитара. — Пишется через черточку: скандалист-зануда.

Саксофон обиделся и сказал Гитаре, что до восьмого класса включительно был отличником и без нее знает, что пишется через черточку.

— А что случилось после восьмого класса? Может быть, вы влюбились? — поинтересовалась Флейта.

— Ни в коем случае! — испугался Саксофон. — Я не влюбился! Я записался в джаз Дома культуры! Я стал солистом!

И тут Барабан впервые пожалел, что перестал ездить на гастроли. Там иногда скандалила только Певица, а здесь — целое трио.

— Вы и сейчас солист, вы украшение нашего оркестра, — сказал Саксофону Барабан. Гитару же, вспомнив, что был прежде рыжим и веселым, он попытался успокоить словами: «Никогда не поверю, будто на таких молодых и красивых ногах трудно стоять».