Лукас Бэрфус - Безбилетник

На столе лежит ломтик помидора. Даже не четвертушка, а, по всей видимости, осьмушка. Шкурка пожухлая. Ломтик не красный, а ядовито-оранжевый. Филип пытается вычислить, насколько вероятно, что он побывал у кого-то во рту. Следа от зубов не видно. И выплюнутым он тоже не выглядит. Ломтик, должно быть, вывалился из дёнера. В другой бы день он отказался от этого ломтика, но сегодня он не особо разборчив. Вкус гниловатый, он смывает его своим пойлом-айраном. За прилавком никого не видно, он только слышит, как кто-то шинкует овощи. Всякий раз, когда чиканье ножа стихает, через две секунды появляется женщина и ставит на сервировочный стол миску с овощами. Вид у них аппетитный. Мелкие капли сока выступают на срезе огуречных ломтиков, краснокочанная капуста порублена в бело-синие перья. Запах лука он даже чувствует. Мясо на вертеле шипит. Желудок напоминает о себе громким урчанием. У Филипа ничего для него нет. Только добрые слова. То, что он чувствует, неприятно, но и опасности собой не представляет. Его резервов хватит в случае необходимости на несколько дней. С голоду он не умрёт.

Два ученика входят в закусочную и – в ожидании заказанного – пялятся в свои дисплеи, опустив головы. Они не переговариваются, не обмениваются ни единым словом, расплачиваются за свои сэндвичи крупными купюрами. Небрежно зарываются зубами в хлеб. Проглатывают только половину из того, что им дали. Объедки выбрасывают в урну и снова уходят. Он видит эти объедки. Пять сантиметров мяса с хлебом. Ему стоит только пойти и взять. Вид у мальчишек здоровый. Наверняка не заразные. Он уже встал, как вдруг у выхода из здания с лягушачьими окнами возникает какое-то движение. Оттуда выходят мужчины в костюмах, вернее, они хотели выйти, но по каким-то причинам остановились в стеклянном тамбуре и разговорились. Один держит в руке папку-скоросшиватель и жестикулирует ею, другие ему внимают. Не видно, в каком настроении говорящий, сердит или весел. Видно только его гребущие руки. Один из слушателей подносит к уху телефон, другой покидает группу и выходит наружу, где закуривает сигарету. И потом, он чуть не проглядел, в тамбур из здания выходит некое существо, кентавр о четырёх ногах, две в брюках, две в чулках, под мышкой тубус и тренога, проходит мимо группы мужчин к выходу на улицу, и его туловище распадается на два туловища, которые теперь танцующей поступью направляются вниз по улице в сторону вокзала. Он встаёт. Он снова начеку. Он следует за ними.

Когда они идут по улице вдоль железнодорожных построек, сердце у него уходит в пятки. За кем это он идёт? Она ли это, шагающая впереди него рядом с двухметроворостым исполином? Сомнение остаётся и гложет его дальше. Он не чует её запаха, только вонь всякой гнили вокруг. Вода подняла на поверхность все отбросы. Его нюх даёт сбой, причина в этом типе, который несёт рядом с ней материалы и своим запахом перебивает её аромат. Волосы, изящная шея, бёдра. Должно быть, это она. Но он не очень доверяет своим глазам.

Возле школы прикладного искусства они садятся в трамвай. Если так пойдёт и дальше, ему придётся купить месячный проездной. Хорошо. Куда это они направляются?

В Высшую техническую школу. Этого он пока не знает, но сейчас узнает. Они скоро выйдут и станут подниматься на холм, и ему придётся и дальше выбиваться из сил. Но пока он сидит. Пока ещё чувствует себя в какой-то степени в хорошем расположении духа. Но это продлится не долго. Во внутренний двор Высшей технической школы он едва тащится. Там эти двое извлекли из тубуса плакат, установили треногу и, вооружившись проспектами, встали у людского потока.

Над внутренним двором натянут баннер, на нём изображена картинка-розыгрыш в форме гортензий: чаши цветков в виде мозговых извилин.

Это Неделя мозга, Brain fair, месса центральному органу, чтобы превознести его превосходство, воздать хвалу его биохимии и биоэлектричеству. Повсюду тлеют синапсы, разряжаются потенциалы разнообразных акций, в толчее студентов и доцентов, которые теснятся вокруг смотровых окон и мониторов. Он садится, обессиленный и измученный, на ступеньку лестницы, ведущей к аудиториям. Он видит её, но не может разглядеть, чем она занята, предположительно раздаёт проспекты, Бог знает, с какой целью. Это он нарвался, значит, на церебральную инженершу, жрицу мозга.

Он чувствует в себе благоговение перед особой элитой, которая здесь собралась. И они тут чего-то ждут, ему передаётся их волнение, адреналин. Судя по всему, надвигается что-то особенное, царственный визит или объявление лауреата, и действительно, через главный портал шествует группа пожилых господ, и толпа раздаётся перед ними. Слышны аплодисменты, мужчина в центре, лет шестидесяти с лишним, высоколобый, с поредевшими рыжими волосами, твёрдо стоящий на ногах, поднимает руку и с улыбкой благодарит. Парень – по-видимому техник – заговаривает с ним, и вот они втроём поднимаются по лестнице слева. Ещё минуту толпа выжидательно выдерживает, потом начинается движение, всё отключается, внутренний двор опустевает, и толпа следует за той тройкой вверх, в аудиторию Максимум. Плакат на треноге сиротливо остаётся, а девушка и тот верзила встраиваются в толпу. И Филип тоже поспешает, чтобы не войти в зал последним.