Он видел, как она протянула тому призраку квиток. В обмен на него она получила чехол. Из этого можно заключить, что перед этим – неизвестно, когда именно – состоялась обратная процедура: чехол в обмен на квиток. Она или кто-то другой, должно быть, сдал манто или что там ещё могло быть в чехле. На ремонт, может быть. Хорошо. Дальше. Она заплатила, совершенно точно. Курьеры могут платить за товар? Картой? Нет. Значит, мех всё-таки принадлежит ей. Может, наследственная вещь, и она хотела привести её в порядок. Он напряг мысль и попытался представить, где она может быть сейчас. Рассталась ли она с этим мехом или нет, повесила его или отложила, на стул, на диван или на кровать. Одна ли она? Живёт ли с родителями? Маловероятно, семьи здесь не живут. Какова стоимость аренды жилья в этой части города? Она молода. Может, делит с кем-то квартиру. С кем? С каким-нибудь типом? С тем типом, который давеча вышел в капюшоне? Нет. Этот к ней не подходит. А кто к ней подходит? Как он должен выглядеть? Такой, что ходит к парикмахеру по три раза в месяц? Или какой-нибудь с большой машиной? Или кто-то с велосипедом? Нет, ни то, ни другое, ни третье. Нет у неё никого. Может, у неё и есть мужчины, но мужа нет. Она одна в своей квартире, одна на кухне, одна в спальне, в настоящий момент, возможно, одна в ванной. Распускает волосы. Расчёсывает их. Смывает макияж с лица, которого он не видел, всё ещё не видел.
Так или иначе, она уже не выйдет из дома. Останется на всю ночь в своей квартирке. А он? Не идёт к ней, не входит в дом, ошивается тут на холоде как бродячая собака. Но ведь так не годится. Никому не следует покорно мириться со своей участью.
Он достаёт телефон и набирает номер диспетчерской такси, но тут же соображает, что не знает адреса. Понятия не имеет, где он находится, ни малейшего. Не знает ни района, ни улицы. Он даёт отбой и запускает навигацию. Аккумулятор на двадцати пяти процентах. Нажимает на маленькую стрелку внизу карты. В середине экрана, в конце тупиковой улицы пульсирует голубая точка. Что здесь находится? Он увеличивает фрагмент. Ничего здесь не находится. Улица без названия. Он сдвигается к вокзалу. Тут стоит название. Вот его он и назовёт, и название таверны. Тут не промахнёшься. Он набирает тот же номер. Отвечает голос – то ли мужской, то ли женский. Машина будет через семь минут. Хорошо.
Едва он дал отбой, как из-за угла выворачивает «мерседес» и тормозит возле грека. Какой серии машина? Неизвестно. Но не лучшего года выпуска, это однозначно. Он это видит по окраске. Окраска не заводская. Для такого цвета и названия-то нет. Серо-буро-малиновый. В этом духе. Предположительно экструдерное покрытие. Укрывательство краденого. Он машет рукой. Машина разворачивается. Подъезжает к бордюру. Из машины выходит азиат. Может, и африканец. Или южноамериканец. Точно он не мог бы сказать. У него были круги под глазами, и он выглядел так, будто последние три месяца не вставал со своего водительского сиденья. Пахнет он как его машина. Надето на нём что-то длинное, до колен. Под этой хламидой брюки. В помятом лице две кнопочки глаз. Ими он наверняка уже поставил немало точек. Кнопочные глаза всегда хорошо действуют.
Мне нужна моя машина, сказал Филип, но сам я не могу её забрать. И протянул ему ключ.
Тот не понимает.
Стоит в парковке на Променаде, третий уровень.
Парковка? – переспрашивает шофёр и разглядывает ключ у него в руке.
Тройка, туринг, тёмно-синий, говорит он, но шофёр не понимает. Он протягивает шофёру парковочную карточку. Теперь, кажется, что-то шевельнулось. Шофёр рассматривает карточку, рассматривает ключ, лицо его просветляется, он бормочет пару слов, садится в свою машину, разворачивается и уезжает. Оставив за собой облако дизельного выхлопа.
Филип снова садится на жёрдочку ограды и суёт в рот последнюю, хочет её закурить, но тут в галерее происходит какое-то движение. Передняя дверь раздвигается, выходит женщина, в руке чемодан, который она ставит теперь на колёсики. Она идёт по проходу, сворачивает за угол и уходит по задней дороге в сторону грека, и только теперь он слышит звук захлопнувшейся двери.
Прошло секунды четыре, самое меньшее. Он снова засовывает сигарету в пачку и убирает пачку в карман.
Сороке в нём что-то не нравится, судя по всему. Она скачет полукругом и пощёлкивает. Делает пробный выпад, Филип даже отпрянул. Сорока успокаивается. Но стоило ему податься вперёд – и всё начинается сначала.
Тут он слышит, как кто-то открывает дверь. Появляется старик. Синие брюки, жёлтые глаза. Как минимум девяносто, идёт сгорбившись. Выталкивает в дверь свои ходунки, одной рукой нажимая на дверь, второй на штатив, тот прыгает; в конце концов ему удаётся выкатить ходунки наружу, и, оказавшись уже в проходе, он отпускает дверь, чтобы она защёлкнулась.
Читать дальше