Он достал платок, вытер стекавшие по лицу струйки пота.
Поникнув головой, матушка Жожа все поглаживала свои руки. В это время из-за угла показался Мане Кин.
— Благословите меня, крестный! — воскликнул он, открывая калитку и протягивая Жокинье правую руку; в левой он держал мешок с картошкой.
— Да благословит тебя бог, мой мальчик. Мы тут как раз о тебе беседовали.
Мане Кин подошел к ним. Лицо его сделалось еще угрюмее. Он опустил мешок на землю около матери, поддернул штаны и уселся на мешок. Первой заговорила нья Жожа.
— Ты не успел даже червячка заморить. Поднялся ни свет ни заря и только сейчас вернулся.
— Я съел сырую картошку и не голоден, — неохотно буркнул он в ответ, словно чувствовал себя слишком усталым для того, чтобы пускаться в пространные объяснения.
— Сколько раз я тебя предупреждала, что от сырого может заболеть живот. Где ты пропадал целое утро?
— У Речушки…
Он не знал, стоит ли продолжать. Вовсе не обязательно посвящать крестного в домашние дела. Нья Жожа испытующе посмотрела на сына. Теперь перед ним была уже не плакальщица, а хозяйка земельных угодий и мать семейства. Голос ее звучал уверенно и спокойно, слезы высохли.
— Что произошло у Речушки? Что там стряслось?!
Мане Кин собрался с духом и, стараясь говорить
равнодушнее, объяснил:
— Я поправлял верхнюю террасу возле Речушки. Сегодня утром там побывал вор…
Матушка Жожа схватилась руками за голову.
— Что ты говоришь, опомнись, сынок! Господи Иисусе, пресвятая дева Мария! Уже началось воровство! Какое несчастье…
Все так же бесстрастно, словно рана его совсем не болела, Мане Кин продолжал:
— Вор вырыл почти половину картошки, разрушил верхнюю террасу, но я ее уже починил. Теперь там все как прежде. Будто ничего и не случилось.
Жокинья не принимал участия в разговоре.
— Мы должны сегодня же выкопать весь картофель. Когда вернется Джек, мы вместе с ним отправимся туда.
— Ну конечно. Выкопайте оставшуюся картошку. Какое несчастье…
Когда Жокинья, собираясь разразиться длинной речью, начал своим излюбленным «вот оно как…», — Мане Кин остановил его:
— Незачем меня уговаривать, крестный, — сказал он нетерпеливо и решительно. — Я еду с вами. — И повторил: — Я еду с вами, незачем меня уговаривать.
Нья Жожа уронила голову на грудь и снова заплакала — жалобно, чуть слышно, это было ее судьбой и утешением.
— Ну так как же? — спросил Андре, когда Жокинья вернулся домой.
— Парень наконец надумал.
— Ясное дело. Иначе и быть не могло. Только почему у тебя такое мрачное лицо? Ты бы должен быть доволен…
— Гм, должен быть доволен. А я и доволен. Но кума чувствует себя такой одинокой, и, несмотря ни на что, мне ее жаль.
— Одинокой? Вот еще новости! И почему ты жалеешь ее, если делаешь для несчастной старухи и ее сына доброе дело? Эта удача прямо с неба на них свалилась, ведь ты оказываешь им настоящее благодеяние.
— Так-то оно так. Только что-то невесело все это получается… Кроме того, первая ложка лекарства не всегда бывает приятна. Ребенок сопротивляется. И лишь потом привыкает… Деньги еще не самая большая ценность на свете, вот что я тебе скажу.
— Что это ты все плетешь, дружище, насчет ложки лекарства? Заладил одно и то же…
— Признаться по совести… благодеяние это больше нужно мне, чем им. Вот что я тебе скажу… Больше оно нужно мне. А деньги иногда ровным счетом ничего не значат…
В Порто-Ново, столице Санто-Антао, нет гор. Ветер гуляет там на просторе, плоская равнина моря покрыта барашками. Это целый мир воды, синева без конца и края, которая вздымается к небу, а временами исчезает, словно погружаясь в пучину. Впереди, в серовато-лиловой дымке, — остров Сан-Висенте, а дальше — один горизонт. Когда на канале штиль, море плавно скользит то к югу, то к северу, в зависимости от прилива или отлива, — так ветер гонит волны реки вспять к истоку и обратно к устью.
Стволы растущих на берегу деревьев искривлены в драматической борьбе со стихией, из поколения в поколение передается эта цепкость, знаменующая сопротивление невзгодам, упрямое непокорство. Пахнет устрицами, их доставляют с покрытых галькой и темным песком побережий. Пахнет уличной пылью и навозом. Пахнет водкой и патокой, съестным и кожей. Пахнет морским прибоем, запах которого доносит реющий над домами ветер. В Плоской Долине имеется канализация, общественный водоем, куда приводят поить лошадей и ослов, прекрасный огород в Пейшиньо и буйно разросшийся дикий сад около пляжа.
Читать дальше