Михаил Вольпе - Петух пропел в бухте (сборник)

На следующий день Мане Кин явился к нему для переговоров, и ростовщик, уже все взвесив, предложил выгодные для себя условия:

— Я одолжу тебе денег под небольшие проценты, ведь мы с тобой друзья. Семисот милрейсов, которые ты просишь, я тебе, конечно, не дам. Это было бы расточительством. Повторяю, деньги счет любят, а земли у Речушки уже истощены, большого урожая на них не соберешь. К тому же мое финансовое положение сейчас далеко не блестяще, все мои капиталы перекочевали в карман бессовестных обманщиков. И еще одно — я потребую с тебя солидного обеспечения. Мы должны заключить друг с другом договор, каждый из нас возьмет на себя определенные обязательства. И пусть они будут записаны на бумаге черным по белому, как полагается. Тогда и я тебя не надую, и ты меня тоже, хотя я говорю это просто так, к слову, я же знаю, с кем имею дело… Ты сам понимаешь, сделка есть сделка, и я предпочитаю вести игру в открытую. Тебе еще надо посоветоваться с ньей Жожей и получить ее согласие. Иначе по закону наш договор не может вступить в силу. Тебе ясно? Это всего-навсего пустая формальность, так заведено, и ты уж на меня не обижайся, я тебе, безусловно, доверяю, ты парень рассудительный. Только предупреждаю, больше чем на пятьсот милрейсов не рассчитывай.

— Но ведь эта низина орошается, ньо Жоан, — сдавленным голосом запротестовал Мане Кин. — Земля тут дает отличный урожай. Хотите, я покажу вам участок, отсюда рукой подать? Водоем, правда, небольшой, но при обильном дожде воды в нем хватает и урожай может прокормить целую семью.

— Я знаю, что говорю, — прервал его ростовщик, — прекрасно знаю. Эти горные склоны мне давно известны. — Своими мягкими, вкрадчивыми манерами, ласковым взглядом и густыми, свисающими ко рту усами Жоан Жоана напоминал святого, и собеседнику трудно было перед ним устоять. — Говоря откровенно, земли эти обречены. Дохода они почти не приносят. Ты уж прислушайся к мнению человека, который как-никак разбирается в сельском хозяйстве… Я помню эти участки еще при жизни твоего отца, да упокоит господь его душу… Однажды я пришел к нему и говорю: «Рано или поздно, дорогой мой, вода в вашем источнике непременно иссякнет, если вы не начнете его разработку». Но этого-то ты сейчас и не можешь сделать. А без источника ничего путного от своих террас ты не дождешься.

— Вот я и хочу теперь этим заняться. Разве я вам не сказал, что собираюсь взяться за разработку источника?

— Слышал, слышал… — отозвался ростовщик, недоверчиво покачивая головой. — Ты думаешь, старик, что сидит сейчас напротив тебя, не понимает, что значит для всех нас мать-вода? Начинай разработку источника, после все обсудим.

Он решил ковать железо, пока горячо. Пятьсот милрейсов — вот какую ссуду можно предложить под залог. «Ведь мы с тобой друзья, Мане Кин». А с процентами…

— Видишь ли, Кин, я многое в жизни повидал. А в таких делах собаку съел. И вот что я тебе скажу. Выгодно помещенный капитал нередко приносит стопроцентную, а иногда и большую прибыль.

После такого признания, сделанного с самым дружеским и участливым видом, Жоан Жоана взял плохо очиненный карандаш, послюнявил графит, и лицо его приняло грустно-сосредоточенное выражение. Пока он бесконечно долго выводил какие-то каракули, сгорбившись и чуть не касаясь носом бумаги, Мане Кин разглядывал его тощий затылок. Либо этот человек посланец неба, спустившийся на землю, чтобы спасти его, либо это сам дьявол, явившийся купить его единственную надежду и — кто знает, — может быть, счастье всей его жизни за пятьсот милрейсов…

Предложение крестного Жокиньи уехать с ним в Бразилию покончило с простодушным неведением, в котором пребывал Мане Кин. Оно пробудило в нем новые чувства, новые мысли. Нельзя сказать, чтобы Мане Кин более отчетливо понял, чем является для него родная земля, скорее он смутно ощутил, что лишается того, что ему принадлежало, и упрямо цеплялся за эту землю всей силой первобытного инстинкта. Да, крестный отец отнял у него покой. Что же касается счастья — если можно быть счастливым, когда в пруду нет воды для поливки и на небе ни облачка, — тут Мане Кину не так-то просто было решить, с кем попытать это счастье: с крестным Жокиньей или с ростовщиком Жоан Жоаной. В сущности, оба они вызывали тревогу в его душе, дотоле безмятежной. Но даже если бы этих двоих вообще не было на свете, другие заботы и другие волнения, может быть, куда более серьезные, неизбежно обрушились бы на Мане Кина после уборки урожая батата, маниоки, гороха и фасоли, если бы ему, конечно, удалось созреть, и у матушки Жожи с сыновьями не осталось бы ровным счетом ничего, кроме выжженной полоски земли около Речушки. Разработка источника была для Мане Кина осуществлением давней мечты, удовлетворением самого сокровенного желания. Она явилась бы оправданием его существования на земле. В то время как отъезд с крестным означал бы отречение, отказ от своей судьбы, принятой с любовью и заранее предвкушаемой, которая пришлась ему по душе, словно скроенная и сшитая по мерке одежда.