Александр Казимиров - Бульварное чтиво

Вот это акварель! Такого убожества я не видел даже в лагере! Молочные гипсокартонные стены, не обклеенные обоями, производили удручающее впечатление. Двери комнат выглядели еще хуже. Когда мы шли по коридору, одна дверь приоткрылась. Из нее выглянуло обросшее, распухшее лицо в очках с разбитыми стеклами. «Геолог!» — подумал я. «Геолог» проводил нас печальным взглядом, дверь за ним со скрипом затворилась. Расстелив полученные у коменданта матрасы, мы стали обустраиваться. Геша Крестовников повесил над кроватью вязаную, надушенную кофточку. На вопросительные взгляды он ответил:

— Жена дала, чтобы не забывал о семье.

На тумбочку Геша поставил фотографию детей. Они улыбались и махали пухлыми ручками, будто хотели ободрить трудолюбивого папку: «Не дрейфь, мы с тобой!»

— Лучше бы сорочку ночную повесил. Тогда память о жене терзала бы тебя ежесекундно! — пошутил над коллегой Базаров.

Петр Яковлевич не обращал внимания на болтовню. Он задернул ярко-желтые шторы, оставленные предшественниками, и предался раздумьям. А затем предложил обмыть приезд. В сельпо послали меня и Вовку Жукова.

Магазинчик стоял на отшибе, протоптанная узкая тропа среди двухметровых сугробов не давала сбиться с пути. Нас встретила продавщица в фуфайке, с горжеткой из посеревшего бинта. На бейджике я прочел: «Продавец Тамара Пьянкова». С такой звучной фамилией надо работать в медвытрезвителе или бандершей в шалмане.

— Новенькие? — поинтересовалась она голосом Никиты Джигурды. — Что брать будете? Есть зубной эликсир, «Лесная вода» и «Шипр». Другого алкоголя нет. На территории поселка — сухой закон. Если хотите водки, то — в соседний барак к дагестанцам, у них по тридцатнику за пузырь возьмете.

Жуков врубил в голове калькулятор и стал советоваться с Тамарой, что лучше. Та хрипло кашляла и перечисляла достоинства того или иного напитка. В бараке мы выложили на стол две упаковки «Лесной воды», упаковку зубного эликсира с запахом мяты, и несколько пузырьков «Шипра». Петр Яковлевич грустно взглянул на нас и вяло потер ладони. Геша в ведре варил картошку, Коля резал сало и лук, Вишняков задумчиво кусал губы. Не успели сесть за стол, как к нам заглянул «геолог». Его увертюра поразила всех лаконичностью:

— Ебята, въежем за знакомство! — глотая букву «р», предложил он. — Боис, можно пхосто — Боя. — Он поочередно пожал всем руки и сел за стол, вернее за дверь, уложенную на табуретки; осмотрел закуску и покачал головой. — Вы тут всю тайгу заблюете. Пахфюм надо сахаом закусывать, а не кахтошкой с салом.

Боря полез в карман и высыпал на импровизированный стол кубики рафинада, облепленные табаком. Он оказался прав! Сахар лучше всего глушил аромат и ядреный вкус экзотических напитков. В ходе застолья выяснилось, что с работы Борю выгнали за пьянство, что он находится на нелегальном положении, и с радостью махнул бы домой, но на билет нужны деньги. А где их взять, если вокруг тайга? Уже полгода «геолог» перебивался на чужих хлебах. Он мог неделю обойтись без пищи, но с ежедневным приемом спиртосодержащей жидкости завязать не мог.

Зубной эликсир как-то по особенному действовал на Вишнякова. Он, видимо, вспомнил детдом, армейскую службу и что-то еще негативное, возможно, неудачи в амурных делах. Все внимание он переключил на распятый Гешей фетиш; схватил нож и стал метать его в семейную реликвию, норовя попасть в самое сердце. Крестовников сперва будто ополоумел, устроил пляски святого Вита, но быстро сообразил, что на месте кофты может оказаться сам. Он сник и с горечью наблюдал за кощунством. Чингачгук из Вишнякова был никудышный, гипсокартонная стена с пренебрежением отшвыривала нож. Однако Карфаген пал! Кофта потеряла харизму и выглядела довольно жалко. В дальнейшем она стала играть роль половой тряпки. Надо признаться, полы ей так и не мыли — не было нужды: зима, снег. Лужи от обуви самостоятельно испарялись, оставляя белесые разводы, но грязи-то не было!

В морозной дымке мы вяло махали руками и подпрыгивали, пытаясь не околеть. С похмелья подташнивало, движения вызывали боль в голове. Рядом с нами на автобусной площадке толкались бородатые вахтовики, такие же помятые и неухоженные. Подкатил «Экарус», под завязку набитый конторской шушерой. От нашего ароматного дыхания у женщин выступали слезы. Всем в автобусе, включая шофера, стало ясно, что прибыли стахановцы. «Наконец-то парфюмеры всех стран объединились!» — поделился соображениями какой-то остряк. Дорога заняла не более десяти минут. Первым делом мы отметились в заводоуправлении, вторым — выбили себе кондейку в вагончике на отшибе, возле частокола чахоточных сосен. После обеда Крестовникова скрутило.