Александр Казимиров - Бульварное чтиво

— Хватит чушь нести, фантазер! — встряла в разговор Маринка. — Я прыжками с вышки увлекалась. Спортивная травма, — прояснила она ситуацию. — Мы с Колобком здесь познакомились, а потом и женились. А ты что, в аварию попал?

— Нет, у меня другое, — ответил Плафон. — Товарищи диван в окно выбрасывали, а я внизу страховал. Мало ли — прохожие, дети… Зазевался. Не заметил, как диван рядом грохнулся. Мне бы отскочить, а я вот растерялся. Меня и придавило. А диван-то старинный, в нем весу — тонна!

— Чего только не бывает, — вздохнул Карлсон. — Выпьем!

Плафон пил и не замечал, откуда появлялись новые лица. Может, они возникали из табачного дыма или просачивались сквозь стены? Курносая бабенка с бельмом на глазу криком привлекала к себе внимание: «Ахтунг! Ахтунг!» — горланила она. Ей налили стакан, и она успокоилась. Бренчала гитара, кружились стены и потолок, и все летело в тартарары. Кто-то пел, кто-то обнимал Плафона, кто-то плакал навзрыд. Было шумно и весело. Все закончилось так же спонтанно, как и началось. Исчезли гости, замерцал и погас свет. Прокуренная темнота спрятала следы застолья. Плафона мутило, и он не мог сообразить, где находится. Он звал сестру, а та грубо посылала его голосом строителя. Снился Колобок, гуляющий вприсядку по воде, и удилище с Маринкой — на крючке. Курносая бабенка с бельмом швыряла в Плафона пузыри. Плафон уворачивался, но бутылки попадали в плечо, и его трясло от ударов. Наконец, бутылки посыпались как из рога изобилия, и Плафона лихорадочно затрясло. Он разлепил тяжелые веки. Перед ним в солнечных лучах стояла очаровательная Клавдия Борисовна.

— Так, — угрюмо сказала она. — Вчера вы мне показались серьезным человеком… Ошиблась, полагая, что вы окажете влияние на соседа и прекратите здесь еженощную вакханалию.

Клавдия Борисовна с презрением взглянула на Плафона, распахнула выразительный рот и хотела добавить что-то обидное, но передумала. Она взяла двумя пальцами стакан, в котором плавал окурок. Некоторое время Клавдия Борисовна любовалась композицией «Бычок в красном вине» и сравнивала его с творчеством Сальвадора Дали. Культурная женщина не осталась равнодушной:

— Парадоксально! — восхитилась она. — С виду — простые люди! На деле — скоты и подонки!

Оскорбленная обманутым доверием Клавдия Борисовна пошла на выход. Плафон смотрел на ее обтянутые чулками икры и испытывал глубочайший стыд.

Летели дни, чередовались процедуры и пьянки. Ампулы любви не находили применения и оставались нетронуты. На трезвую голову флиртовать с женщинами Плафон стеснялся, а во хмелю ему было не до этого. Совместить два удовольствия — не удавалось.

Весеннее солнце теряло блеск, и мрак заполнял палату. Плафон лежал на кровати, слушая лекцию строителя на тему: «Водка — лучшее лекарство от одиночества и стресса». Дверь скрипнула, пропуская в палату Колобка.

— Привет, граждане-алконавты! — бодро начал он. — Я утром домой уеду за пенсией, вернусь через день. Маринку одну не оставляйте.

Перед завтраком Плафон навестил жену Колобка. Она лежала в кровати и ждала няньку. Без макияжа Маринка выглядела не очень привлекательно.

— Знала бы, что приедешь, няньку бы не вызывала! — сказала она, загадочно прищурившись. — Вась, приходи после отбоя. Посидим, покалякаем тет-а-тет. — Маринка освободила руку. Одеяло сползло, оголив маленькую острую грудь. Плафон смущенно отвел глаза.

— Ну, я поеду. До вечера!

Весь день из головы не выходила Маринкина грудь с похожим на крупную бородавку соском. Плафон старался не думать о ней, но та, как навязчивый мотив, застряла в его мозгах. «Неспроста все это, — думал Василий. — Почему после отбоя? Вот ведь… А если…», — мысли, одна грешнее другой, будоражили разум. На всякий случай Плафон принял ванну и побрился. «Умный видит беду и укрывается, а дураки идут вперед и наказываются», — говорил один умный еврей. Плафон не был умным, тем более — евреем. После отбоя он сунул в карман ампулу и шприц и покинул палату. О чем-то догадываясь, строитель проводил его ухмылкой.

Как и утром, Маринка встретила Плафона в кровати, но с подведенными глазами и вызывающе накрашенным ртом.

— Нянечку беспокоить после отбоя неловко, — оправдалась она, — вот и разделась заранее.

Василий мялся и не знал с чего начать. «Выпить бы сто грамм, раскрепоститься», — Плафон понял, какая ему уготована роль.

— Дай закурить, — попросила Маринка, разряжая обстановку.