Андре Асиман - Назови меня своим именем

– Вот этот намного лучше. Действие происходит на Сицилии, а не здесь, но это, вероятно, лучший итальянский роман, написанный в этом столетии.

– Мы уже видели фильм, – сказала девушка. – Он так же хорош, как Кальвино?

Я пожал плечами. Марция все еще была увлечена стихотворением, перечитывая его.

– Кальвино даже рядом не стоит, блеск и мишура. Но я всего лишь ребенок, что я понимаю?

Два других молодых посетителя в стильных летних пиджаках спортивного кроя, без галстуков, беседовали о литературе с хозяином магазина, все трое курили. Стол рядом с кассой был заставлен пустыми бокалами для вина, рядом стояла большая бутылка портвейна. В руках у туристов я также заметил пустые бокалы. Наливали, очевидно, по случаю книжной презентации. Хозяин магазина, перехватив мой взгляд, молча и как бы извиняясь, движением глаз предложил портвейна и нам. Я взглянул на Марцию и пожал плечами в ответ, как бы говоря, Кажется, она не хочет. Владелец, по-прежнему молча, указал на бутылку и покачал головой в притворном неодобрении, давая понять, что жалко выбрасывать такой хороший портвейн, так почему бы нам не помочь допить его до закрытия магазина. В итоге я согласился, Марция тоже. Из вежливости я спросил, по поводу какой книги торжество. Другой мужчина, которого я раньше не видел, потому что он читал что-то, сидя в крошечной нише, назвал книгу: «Se l’amore». «Если любовь».

– Хорошая книга? – спросил я.

– Дрянь, – ответил он. – Кому как не мне знать. Я написал ее.

Я ощутил зависть. Я завидовал его чтению, вечеринке, друзьям и поклонникам, собравшимся со всей округи, чтобы поздравить его, в маленьком книжном магазине в стороне от нашей маленькой пьяцетты в этом маленьком городке. Они оставили больше пятидесяти пустых бокалов после себя. Я завидовал его свободе принижать себя.

– Подпишете мне экземпляр?

– Con piacere , с удовольствием – ответил он, и прежде чем владелец магазина успел протянуть ему фломастер, автор уже достал свой «Пеликан».

– Не уверен, что эта книга для тебя, но...

В его фразе, повисшей в воздухе, скромность удивительным образом мешалась с легким оттенком напускного самодовольства, что можно было истолковать как, Ты попросил меня подписать, и я счастлив сыграть роль известного поэта, хотя мы оба знаем, что это не так.

Я решил купить экземпляр и для Марции, упросив автора поставить автограф на нем тоже, что он сделал, добавив длинный росчерк к своему имени.

– Не думаю, что она и для вас, синьорина, но...

Потом я снова попросил продавца занести обе книги на отцовский счет.

Пока мы целую вечность стояли у кассы, наблюдая, как продавец упаковывал каждую книгу в блестящую желтую бумагу, повязывал ленточку, приклеивал на ленточку серебристую наклейку с эмблемой магазина, я придвинулся к Марции и, может, просто потому что она была здесь, рядом со мной, поцеловал ее за ухом.

Она чуть вздрогнула, но не отодвинулась. Я поцеловал ее снова. Потом, отстранившись, прошептал: «Тебе неприятно?» «Нет, нисколько», – шепнула она в ответ.

Когда мы вышли, она спросила:

– Почему ты купил мне эту книгу?

На мгновение я подумал, что она спросит, почему я поцеловал ее.

– Perché mi andava , потому что мне захотелось.

– Да, но почему ты купил ее для меня? С чего ты решил купить мне книгу?

– Не понимаю, почему ты спрашиваешь.

– Любой идиот понял бы, почему я спрашиваю. Но не ты. Подумай!

– До меня все равно не доходит.

– Ты безнадежен.

Я уставился на нее, пораженный нотками гнева и досады в ее голосе.

– Если ты не скажешь мне, я буду думать бог знает что. И буду чувствовать себя чудовищем.

– Ты осел. Дай мне сигарету.

Не то чтобы я не подозревал, к чему она клонит, просто не мог поверить, что она настолько хорошо меня разгадала. Возможно ли, чтобы она увидела скрытый смысл в моем нежелании объяснять свое поведение? Нарочно ли я изображал непонимание? Мог ли я и дальше превратно истолковывать ее слова и не чувствовать себя обманщиком?

Я вдруг подумал, что, возможно, игнорировал все ее намеки нарочно, чтобы вынудить ее сделать первый шаг. Стратегия, используемая робкими и слабыми.

И тогда рикошетом меня пронзила и ошеломила другая мысль. А разве Оливер не точно так же вел себя со мной? Намеренно игнорировал меня все время, чтобы я наверняка попался на крючок.

Не на это ли он намекал, сказав, что видел насквозь все мои попытки не замечать его?

Мы отошли от магазина и закурили. Спустя минуту послышался металлический скрежет. Хозяин магазина опускал стальной рольставень.