Поэтому ему было странно понимать, что кто-то мог придти в этот горячий цех без душевного порыва, а только ради материальных привилегий, как и то, что кто-то мог вступить в бой лишь потому, что не имел возможности уйти от него.
Иногда ему казалось, что в ощущениях этого, в глубинных оценках и состоит роковая разница поколений: порыв одних и прагматичный шаг других. Как будто бы делают одно и то же, а оказывается, что не только в начале, но и в конце, на выходе, разные, противоречащие друг другу сущности. Вот потому-то на него и посмотрели с недоверием, когда он попытался объяснить свои ощущения от работы с огнем в цеху. Это его отрезвило, и он в очередной раз подумал, что не сможет этого сказать больше никому – ни дома, ни здесь. Только один человек мог его выслушать и понять, поощрительно улыбнуться и ласково пригладить ему волосы. Но этого человека уже давно нет рядом, он потерял не только ее, свою Машу, но и саму возможность быть понятым, не став при этом объектом для насмешек или даже простого недоумения.
…Он надел тяжелые, брезентовые рукавицы, опустил на глаза затемненные стеклышки очков, висевшие словно забрало на козырьке серой кепки, и, привычно ухватившись за длинную ручку почти трехсаженной кочерги, подступил к раскаленному жерлу печи с бушующим в нем пламенем. Вальцовщик из предыдущей смены, веселый, крепкий парень по прозвищу «Рыжий» с красным, потным лицом, с опаленными ресницами и бровями, задорно толкнул Павла плечом и подмигнул:
– Везет некоторым, дядя! К ним гости прямо с неба падают! Небось, наградят…!
Тарасов всегда, глядя на него, вспоминал с усмешкой, что когда-то водил в тыл к немцам, в конце войны, оперативную группу, во главе которой стоял разведчик с той же кличкой. Это смешило его, потому что оба эти человека были непохожи один на другого, но в то же время что-то у них было общее: не цвет волос (потому что тот, военный «Рыжий» был вовсе не рыжим), а какая-то одинаковая манера делать трудное дело с легкостью самоуверенного дворового шалапая. И главное – дело получалось!
Павел отмахнулся от «Рыжего», но тот не унимался:
– Пал Иваныч, ты не тушуйся! К тебе, к тебе приведут! А как же! Герой, трудяга! Мы – что! Мы так, шлак печеночный!
– Иди ты! – пытаясь перекричать грохот, беззлобно крикнул Тарасов.
– Ну, ну, ну! – шутовски стал приплясывать Рыжий, – Какие мы скромные! Пойду нарежусь с горя! Эх! Ко мне подвели бы, так я б ему сразу…, прямо, как ветром дунул – даешь комнату! Женюсь, мол! Деток негде строгать, понимаешь! В общаге один справа храпит всю дорогу, как жирный кабан, другой слева всё книжки слюнявит, учится, видишь ли, а у стены, так вообще алкаш! Вонищи от него! Ужасть! Куда ж молодую невесту привесть-то! Сама-то тоже в общаге…, у них там воще по семь баб в одной берлоге…счастья ждут, дуры! Да не дождутся! А тут к тебе лично…, понимаешь…, так ты проси его! Давай, дескать, рабочему классу обещанное!
– Уйди! – вновь отмахнулся Тарасов, – Балабол хренов!
– Чего? А? – орал Рыжий, залезая ухом почти в рот к Павлу.
– Вот я тебя сейчас качерёгой промеж наглых глазенок! – засмеялся Павел.
– Неа! – Рыжий на всякий случай отскочил в сторону, – Это, дядя Паш, у тебя не выйдет! Ты ее пока, кочерёжку-то свою, перехватишь, я вона где уж буду!
Он махнул рукавицей на огромные металлические ворота с врезанной в них дверью в дальнем углу цеха.
– Поглядим, усеешь ли! – усмехнулся Павел, весело покосившись на Рыжего, и вдруг заметил его возбужденный взгляд, прилипший к чему-то далеко, в стороне от печи, от гудящих вальков, как раз у той двери в металлических вратах.
Павел выпрямился, кочерга грохнула загнутым концом о пол.
Вокруг творилось нечто непонятное: человек пять или шесть высоких, ладных парней в темных костюмах разбегались по цеху, будто хотели взять его в кольцо. Еще двое таких же втиснулись в железную дверь и замерли с двух ее сторон. Один из них что-то проорал, собрав ладони в трубу у рта.
– Чего он орет? – крикнул Павел Рыжему.
– Говорит, работайте, не отвлекайтесь! – ответил Рыжий, не спуская глаз с двери, – Сейчас этого приведут…, Пал Иваныч…, ты ему про общагу-то скажи… Будь отцом родным!
– Да кто он! – рассердился Павел, – С утра голову заморочили!
– Кто…, кто! Хрен в кожаном пальто, вот кто! Ляд его знает, кто! Слушай, Пал Иваныч, а может, это сам …этот…, ну, Брежнев! Вон какие молодцы впереди несутся, землю метут! Про общагу, про общагу его спроси! Христом бога прошу! Мне жениться надо!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу