Андрей Бинев - Тихий солдат

Павел беспокойно смотрел на дорогу, по которой время от времени натужно завывали натруженными двигателями грязные армейские автомобили победителей с артиллерийскими прицепами или проносились крытые грузовички с разболтанными кузовами и оборванными, вьющимися на ветру, брезентовыми полотнищами. С грохотом проскочило три танка, из-под гусениц которых во все стороны летели крупные куски асфальта и земли. На башне первого танка, задрав ноги кверху, лихо развалился рыжий танкист. Он нетрезвым взглядом прицелился в Павла и его коробки, что-то заорал и стал лупить каблуком по приоткрытому люку. Танк еще сильнее загремел гусеницами и, чуть развернувшись, встал. Две следовавшие за ним чадящие машины, мощно качнувшись стволами вперед, остановились, как вкопанные. Из распахнутого люка механика последней машины послышался густой мат. Рыжий что-то бойко крикнул вовнутрь своего танка и оттуда показалась черная, кудлатая голова.

«Сейчас грабить будут!» – как-то очень спокойно подумал Павел и покосился на Белова, и тут он сообразил, что старик ведь одет в форму солдата вермахта, а это прямой повод не только к грабежу, но, может быть, даже и к убийству. Павел ногой незаметно сдвинул за ящики ранец с оружием и нащупал рукой в кармане кастет.

Однако обладатель черной кудрявой головы и рыжий танкист смотрели лишь на коробки, потом черный что-то отрывисто сказал и скрылся в люке. Рыжий зло ударил кулаком по люку и сморщился от боли, он нагнул голову в люк и, видимо, отчитывая черноголового, очень громко выругался, но танк взревел, испустил тучу сизого, вонючего дыма, и рывком двинулся дальше по шоссе. Рыжий не удержался и почти нырнул спиной в люк, кверху взметнулись его ноги в грязных сапогах. Два других танка тут же сорвались следом за первым.

Тарасов с облегчением улыбнулся, вспомнив как рыжий провалился в танк, и весело покосился на побледневшего Белова.

– Эх, где мои хлопцы! – вспомнил Павел о двух других разведчиках, с которыми пришел час назад в лагерь, – А что, если их тут порешат…ваши! Я ведь еще с двумя пришел, с необстрелянными, можно сказать.

Но Белов отрицательно покачал головой:

– Ваши скорее порешат…

Он многозначительно посмотрел вслед дымивших уже далеко, на извилине дороги, танков.

Павел ничего не ответил, только стрельнул в старика настороженным взглядом. Шоссе почти опустело.

– По берегу пешком километра полтора до нас, по шоссе все пять, – задумчиво произнес Павел, словно самому себе, – Вот остановлю сейчас кого-нибудь и доеду, а потом вернусь за своими.

Белов нерешительно топтался рядом.

– Ты иди, дед, а то как бы кто тебя тут не стрельнул, да еще и меня заодно. Отсвечиваешь тут своей фашистской робой!

Старик послушно кивнул и тяжело выдохнул. Потом он кивнул еще раз и, молча, повернулся к Павлу спиной. Он медленно, неуклюже балансируя руками, побрел к дюнам, из-за которых торчал по-прежнему чадящий обломок фабричной трубы. Павел растерянно посмотрел ему вслед. Ему вдруг опять стало жалко этого одинокого, обреченного человека.

– Белов! – крикнул Павел и закашлялся, – Черт! Белов! Старик!

Тот остановился и медленно обернулся. Наверное, бессмысленные глаза его сына были такими же, как сейчас у него.

– Слушай, дед, ты бы нашел себе штатскую одежду!..покопайся там…, определенно найдешь… И иди себе отсюда, подальше… Скажи, пленный был, дескать, силой привезли… И фамилию свою по-русски говори, без этих твоих …двух «эф»! Ну их к ляду! Петр Белов и всё! Нормально! А то ведь…того… Сам понимаешь! А за коробки спасибо тебе. И за помощь…

Белов благодарно закивал, улыбнулся беспомощно и прощально махнул над головой длинной своей белой рукой. Через минуту-другую он уже скрылся за серыми дюнами.

Павел, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, отбивал песок, въевшийся под шнурки его старых, разбитых ботинок, и осевший в складках обмоток. Он в то же время нетерпеливо всматривался в опустевшее шоссе. Похоже, где-то перекрыли дорогу, и на этот участок никто въехать не мог, иначе невозможно было объяснить пустоту на шоссе. И вдруг далеко, за сосновым частоколом, как бы в ответ на тревожные мысли, что-то раскатисто рвануло и следом до шоссе долетели слабые отзвуки сухой пулеметной пальбы. Видимо, какой-то немецкий отряд прорывался на запад, но столкнулся с русскими, и теперь там шел бой.

Тарасов всерьез встревожился – в этом беспокойном муравейнике могла сработать цепная реакция, тысячи людей вдруг расхватают в мгновение ока свои оружейные пирамиды и, отчаявшись ждать не божьего, а человеческого суда, прыснут вдоль побережья, сметая все на своем пути – таких же усталых, как и они, победителей и случайно уцелевшие селения.