Андрей Бинев - Тихий солдат

Старик печально опустил голову и сказал угрюмо:

– Пойдемте, товарищ…, покажу. Берите, что хотите.

– А эти у входа кто? С собакой…

– Часовые. На всякий случай. Они не эсесовцы. Обычные солдаты из караульной роты.

– Почему они мне сказали, что тут, вроде, лагерь?

– Lager? Это означает склад. И только! Наверное, сказали, что охраняют склад. Так оно и есть.

– От кого охраняют-то? Он наших?! – Павел опять сощурился подозрительно.

Белов устало отмахнулся и пошел, горбясь, по коридору, между рельсами, в дальний угол подвала. Он ворчал себе под нос еле слышно:

– От всех…, от своих, в первую очередь. Люди голодные… Консервы давно кончились, галет нет уже почти неделю, рыбу ловят и всё. Кому нужны ириски с медом? Шоколад еще куда ни шло, а это… Все равно охраняют, потому что положено.

В конце длинного и узкого коридора, освещенного еще одной лампочкой, обнаружилось помещение правильной квадратной формы, перегороженное свежеструганными сосновыми стеллажами, на которых в образцовом порядке стояли объемистые коробки из твердого прессованного картона с деревянными каркасами, с забитыми обойными гвоздиками плоскими крышками. Освещалось это помещение тремя стеклянными матовыми плафонами и лампочкой за решеткой, приделанной к беленой стене. Под лампочкой стоял столик с табуреткой, на столике лежала амбарная книга серого цвета с раскрыленным орлом и со свастикой в хищных орлиных лапах.

– Это чего такое? – недовольно спросил Павел и грубо толкнул рукой тетрадь.

– Для учета, – засмущался старик и незаметно переместил тетрадь на ближайшую пустую полку.

– Давай поглядим, какие такие у тебя ириски имеются?

– И мед, и шоколад есть. Но это всё! Клянусь сыном!

Павел недоверчиво взглянул на старика и взял с одной из полок коробку.

– Чудная какая! Вроде дерево и не дерево…

– Прессованный картон. В Польше делали… Пленные…

– Концлагерь? – Павел вскинул на старика глаза, в которых был и упрек, и угроза одновременно.

– А где же еще?

– Ну, Белов! Ну ты и фрукт заморский!

– Я-то тут причем, товарищ…, не имею чести знать имени-отчества…

– Чести! – Павел недовольно поморщился, – Какая у тебя, к ядрене-фене, честь! Фашистюга, фриц, нечисть ты! Пока весь народ жилы рвал за победу, ты тут на подлых фашистских харчах вон какое пузо себе отожрал!

Старик густо покраснел (это было видно даже в сумеречном свете слабых ламп) и срывающимся голосом ответил:

– Вы тут не правы, товарищ! Это не пузо у меня, как вы изволили только что выразиться, а пупочная грыжа. Надорвался в прошлом году, когда меня одного тут оставили, и я таскал ящики…, и не с ирисками и с мармеладом, а со свиной тушенкой и с копченым салом. А это по двенадцать кило каждый ящик, да таких сотни две в день, а то и три! Туда-сюда, туда-сюда! Один! Всех моих помощников на восточный фронт отправили.

– Ага! На восточный фронт! – с кривой усмешкой продолжал наседать Павел, – А мы из них самих там тушенку делали, свиную…да вот жрать ее, акромя червей, некому было. Грыжа у него! Эка заслуга! Скажи еще боевое ранение!

– У каждого свой окоп, молодой человек! – необыкновенно серьезно, уже каким-то иным тоном ответил Белов, – Мой вот такой, извольте видеть… А не желаете себя назвать, так и не надо. Только сколько заберете, за столько распишитесь.

Он с раздражением схватил с полки амбарную книгу с орлом и свастикой и вольным движением кинул ее на столик. Потом раскрытой ладонью решительно надавил сверху.

– Ишь ты! Распишитесь! – возмутился Павел, всплеснув руками, – Под этой фашистской курицей? Да я тебя сейчас стрельну, вражина, да вот только мне за тебя, за старую пузатую сволочь, даже деревянной медальки не дадут! До того ты мелкий и вредный для родины тип!

Белов вспыхнул еще больше и, заикаясь, крикнул в сердцах:

– Врешь! Врешь, наглый мальчишка! Дадут! Тебе орден дадут! Потому что ты…ты такой же как они все! Думаешь, меня на поезд с женой и с больным сыном не посадили, потому что места не хватило? Так знай, место было! Меня скинули прямо на насыпь…, на глазах у жены… Узнал сосед по дому, зубной врач, между прочим, приличный, казалось бы, человек. Ах, орет, немец! Фашист! Иди к своим! Нечего тебе, шпиону, у нас делать! Так что, тебе, господин-товарищ солдат, за такого, как я, орден дадут! Потому ты и стараешься, оскорбляешь старика… Эти все попрекали…фольксдойче, фольксдойче! Мол, недочеловек, русский шпион, дескать… Что ж это за жизнь такая, господи! Я им тут ток провожу, тележки ставлю, рельсы таскаю, изобретаю чего-то! А им все мало! И вам мало! Всё забирай! И подпись твоя мне не нужна! Сдохнуть бы поскорее!