Однако на него за несколько лет до войны поступил донос о том, что он скрыл свое происхождение. Якобы отец Черняховского служил, в свое время, в армии генерала Брусилова, а жена Черняховского происходит как будто из дворян Киевской губернии.
Война же началась для него и для семьи в Риге, где он служил. Жена с двумя детьми успела уехать последним эшелоном за два дня до вступления туда немцев. До середины июля сорок первого они не знали, жив ли Черняховский, а он ничего не знал о них, живших в это время в какой-то забытой русской северной деревушке и обменивавших последние вещи, захваченные ими второпях из Риги, на хлеб и молоко на станционной барахолке.
Он любил эти места и очень трепетно относился к западной культуре. Во всяком случае, при взятии Вильнюса, категорически запретил применять тяжелые орудия, чтобы не разрушить средневековую архитектуру города. Вильнюс так и взяли почти без единого орудийного залпа.
18 февраля 1945 года, в день, когда войсками Черняховского окончательно был взят в кольцо Кенигсберг, снаряд, выпущенный из немецкого орудия, взрывается рядом с его «виллисом». Это случилось в Восточной Пруссии, на окраине городка Мельзак. Осколок попадает только в него одного, прошив насквозь всю машину сзади и даже его сидение. Больше никаких ранений, ни у кого! Удивительно похоже на судьбу генерала армии Ватутина. Там ведь тоже пуля досталась одному ему.
Накануне гибели Черняховского представили к маршальскому званию, но смерть опередила. С сорок первого года, с начала войны, он сумел пройти все ступени от подполковника почти до маршала.
О нем в войсках ходили легенды: веселый, бравый, лихой, и начальство знал, как встретить, как и что доложить. Его не боялись ни офицеры, ни даже солдаты. И он никого не боялся. Так всем казалось. Он улыбался, и ему улыбались в ответ. Красавец, душа компании – блестяще играл на гитаре и на фортепьяно, пел не хуже профессиональных оперных певцов. Человек породистый, статный, отмеченный легким крылом какого-то очень доброго Ангела, отец и муж, любящий свою семью и умевший делать это красиво, достойно. На его похоронах в Вильнюсе рыдали даже солдаты.
Также было в Киеве, когда хоронили Ватутина, тоже молодого и удачливого генерала.
И Черняховский, и Ватутин были людьми с одинакого коротким, блестящим прошлым, но и с еще более удачным, казалось бы, будущим. Однако оно не состоялось, ни у того, ни у другого…
Павел Тарасов оказался рядом с ними и его судьба, незаметного солдата, скрестилась с их судьбами – больших и сильных людей.
Рассказывали, как погиб Черняховский.
Будто бы командующий третьей армии генерал Горбатов выехал в тот день к нему на встречу. Фронт пролегал в полутора километрах от места, который ехал инспектировать Черняховский. В семистах метрах от машины генерала Горбатого, на развилке дороги, единственный выпущенный немцами снаряд и закончил жизнь Черняховского. Он был смертельно ранен и очень быстро умер.
Черняховский, с которым были его шофер, адъютант и два солдата охраны, упал лицом вперед и только успел жалобно простонать:
– Ранен…смертельно…умираю!
Потом он еще несколько раз повторил то же самое и умер.
Даже машина не была повреждена серьезно, одно лишь маленькое отверстие сзади. Только – сердце самого молодого генерала армии, без пяти минут маршала…
На его место сразу и был назначен Василевский.
…Павел Тарасов узнал о гибели командующего за неделю до своей поездки в медсанбат, куда его отправил Солопов еще с двумя разведчиками, чтобы забрать несколько комплектов эсесовской формы с почти незаметными следами пуль, отстиранной и даже отутюженной. Бывшие владельцы этой формы умерли от ран в советском военном лазарете, неподалеку отсюда, а по секретному приказу СМЕРШа уцелевшая форма должна была после чистки и стирки в медсанбате передаваться либо в СМЕРШ, либо в разведку. Никто не смел к ней даже прикасаться (кроме, разумеется, тех, кто ее чистил и стирал или аккуратно зашивал отверстия от пуль и осколков), не смел срывать с нее знаков отличия и награды.
Тарасов ехал на трофейном немецком Опеле почти на ту же окраину Мельзака, где неделю назад погиб Черняховский; за рулем сидел молодой разговорчивый солдат Максим Крепов, из второго взвода разведроты. Альбинос, с бесцветными самовлюбленными глазами, он совсем недавно был взят в роту капитаном Вербицким исключительно за то, что великолепно разбирался в автомобилях всех марок и даже умудрялся их ремонтировать в невозможных, казалось бы, условиях. Тут ему, пожалуй, равных не было. Фактически из ничего он умудрялся сотворить нечто , заменяющее важную деталь, и автомобиль как ни в чем ни бывало ехал дальше.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу