Андрей Бинев - Тихий солдат

Парамонов перехоронил в своем взводе не то четыре, не то пять составов почти полностью.

…Однако и Павел в одиннадцатой особой штрафной роте и во взводе лейтенанта Парамонова не задержался. В первом же бою, через десять суток после прибытия, он получил тяжелое ранение. Ведь сказано было – до первой серьезной крови, а не только по отбытию трехмесячного срока.

Роту подняли в два часа ночи и ускоренным маршем бросили на девять километров в сторону трех высоток, называемых когда-то местными крестьянами «Батькиными холмами», вблизи Гомеля. В рассветном промозглом свете эти хилые возвышенности будто плавили в белом и густом, как простокваша, тумане. Справа от них вилась между облысевшими за зиму березовыми рощами, с одной стороны, и густым, глухим хвойным лесом, с другой, разбитая дорога на Могилев.

Разведку боем провели кавалеристы, отдельный полк которых стоял неподалеку, километрах в десяти-двенадцати к северо-востоку от дороги. Немцы нехотя, лениво ответили пулеметным огнем, положив несколько лошадей и всадников. Артиллеристы, загодя приславшие своих наблюдателей, тщетно, во мгле, пытались определить огневые точки. Но немцы хитрили и в бой не ввязывались.

Одиннадцатую штрафную роту уложили в уже вырытые двадцать третьим пехотным полком две недели назад линию окоп. Полк после десятидневных тяжелых оборонительных боев увели на пополнение, а окопы достались штрафникам. Земля оттаивала быстро, но все же еще хранила под верхним своим слоем плотные комки грязного крошева изо льда и слипшейся глины. В глубоких траншеях штрафники находили и почти разложившиеся, черные конечности, и горы гильз, и даже две неразорвавшиеся немецкие мины. Было и брошенное, бесполезное уже, оружие – искореженные мосинские винтовки, два пулемета без затворов, несколько погнутых взрывом ППШ, два или три «шмайсера» без патронов и даже брезентовый пояс с противотанковыми гранатами без взрывателей, не хватало лишь одной.

В двадцати метрах за окопами обнаружилась чуть присыпанная яма с раздутыми, торчащими из земли, черными и синими телами немцев. Сверху на кривой холмик небрежно бросили стальные жетоны солдат вермахта, с порванными, погнутыми цепочками. Насчитали семнадцать жетонов.

На поле, ближе к окопам, уродливо, криво, совершенно беспомощно замерло шесть обгоревших немецких «тигров», две «пантеры» и три русских «тридцатьчетверки».

За высокими брустверами раздавленными, искривленными стволами упирались в землю три устаревших к тому времени орудия – «сорокопятки», противотанковые пушки образца 37-го года. Их было приказано списать еще в сорок третьем, но артиллеристы упрямо прятали их от командования и на собственной, мужицкой, тяге тащили в сторону границы, потому что прикипели к ним и потому что они были легче, чем то, что их заменяло, и еще потому, что в ближнем бою с танками их уж точно ничто заменить не могло.

Было видно, что оборона тут до конца все же не удалась – немцы взяли окопы, отбросили полк назад, но вскоре оставили их из-за того, что фронт неожиданно с двух сторон вдавился в их фланги и, если бы они задержались в тех окопах, то неминуемо попали бы в окружение. Однако пару дней немцы здесь все же просидели – в двух местах на оттаявшей земле остались следы костра, а в специально оборудованных углублениях лежали пустые консервные банки из сухого немецкого пайка и упаковки из-под порошкового какао. В землю зарылись помятые немецкие термосы в гофрированных кожухах, штук семь или восемь.

Тарасов удивился тому, что немцы даже здесь упрямо пытались утвердить свои бытовые привычки: мусор, то есть следы жизнедеятельности человека, собирался и тут же зарывался в землю, причем в тех местах, которые во время боя останутся в стороне от суеты войны и не будут случайно кем-то потревожены.

По захоронению тех семнадцати человек было ясно, что полк русских все же не только вернулся обратно в свои окопы, но и выбил силой из него немцев, покрошив их в кровавой рукопашной схватке. Скорее всего, их догнали уже, когда немцы сами решили уйти.

…Вдоль окопов, почти не пригибаясь, прошли Безродный и Парамонов.

– Не углублять траншеи! – утренним, скрипучим голосом распорядился капитан Безродный, – Здесь задерживаться не будем. Не надейтесь, заячьи хвосты! Кто останется в окопе, порву как гадов! Вон за теми высотами будем окапываться.

Он показал пальцем с черным ногтем в сторону уже медленно расползающегося тумана. Парамонов по обыкновению молчал.