Андрей Бинев - Тихий солдат

Единственный, кто мог с ним соперничать в «высотной» ловкости был Алишер Темирбаев, до войны водитель в казанской пожарной части. Даже тут, в его довоенной работе он в чем-то совпадал с Павликовым, хотя и в весьма печальном для Павликова смысле. Ведь цирковая судьба Кости Павликова началась по-существу с тех же пожаров, к которым имел прямое отношение его сгоревший отец.

Темирбаев тоже легко взбирался на любую высоту, хотя по существу это в обязанности водителя, пусть даже и пожарного, не входило. Но Темирбаев когда-то увлекся альпинизмом и сделал в группе таких же упрямых смельчаков, как он, три заметных восхождения на Кавказе. Об этом писали в газетах, даже печатали его фотографию. Он всегда носил с собой измятый, пожелтевший листок, часто бережно раскрывал его и молча всматривался в то, что видел, наверное, сотни раз. Крепкий был «мужик, замечательно злой». Так о нем совершенно серьезно отзывался даже трепач Степка Ворошилов по прозвищу «Цыган».

Алишер, к тому же, очень нравился Павлу Тарасову своей цельностью, умением слушать и исполнять все с неукоснительной точностью и умением. А, главное, с искренним и серьезным убеждением, что война – это всегда жестокость и только на ней место мужчины. Тарасов нашел его в автомобильном взводе. Впрочем, тот и сам захотел в разведвзвод. Уверенно говорил: пригожусь! Очень горячо и зло убеждал. Я, мол, как обезьяна, ловкий.

– Я на охоту в степи с малых лет ходил, – доказывал он, потрясая кулаками в воздухе, – Не смотрите, что мне почти уж сорок. Я любого мальчишку обскочу! А еще кого хочешь, веревкой удавлю. Когда мне всего пятнадцать лет было, я вот этими руками волка связывал, а незадолго до войны даже одного матерого петлей удавил. Я злее любого волка! Война же!

Вот этих десятерых, лучших и самых проверенных в деле, привез на встречу с младшим лейтенантом Куприяновым и с полковником Ставинским старший сержант Павел Тарасов. Там уже ждали их еще девять разведчиков из резерва штаба фронта. Люди они все были совершенно незнакомыми, но производили впечатление, хоть и не очень обстрелянных, но вполне надежных.

Куприянов несказанно удивился, что на важное задание отправляют группу, состоящую наполовину из еще несработавшихся, фактически незнакомых друг другу молодых бойцов. Он только заикнулся об этом Ставинскому, как тот раздраженно шикнул на него.

– Ведите, младший лейтенант, свою шайку вон в то школьное здание, на второй этаж, в класс, – полковник Ставинский, невысокий, темноволосый, полный офицер лет сорока пяти, показал коротким, толстым пальцем в одно из зданий, занимаемых разведотделом штаба армии, – и ждите там. Познакомьтесь пока. Впрочем, вам вместе с бойцами из резерва быть дня три, не больше. Идите туда, ждите, часа через полтора прибуду. Пайки вам принесут позже. Проверьте оружие, соберите документы, награды. Все сдадите мне. Ясно?

– Слушаюсь, товарищ полковник.

Полуобгоревшая школа была почти единственной более или менее сохранившейся общественной постройкой при местном костеле. Остальное лежало в руинах и головешках.

Секретное подразделение штаба армии занимало часть бывшего польского имения, тоже порядком пострадавшего во время недавних боев, но все же еще крепкого. Сохранились, правда, почти в неприкосновенности каменные флигеля и некоторые деревянные дворовые строения. Говорили, что польский пан, владелец имения, небольшой текстильной фабрики и обширных полей в предместье, сразу после присоединения в 39-м этой территории к Советам, бросил все, от слуг до живности, и бежал с молодой панночкой в Лондон. Здесь оставался его дальний родственник – местный ксендз, который первое время еще как-то останавливал грабеж. Но однажды его застрелили по дороге в предместье. Он ехал на дрожках отпевать усопшего поляка, а отпевать пришлось его самого. Фабрику сразу разграбили и разнесли по селам. Даже металлические ворота и будку сторожа унесли куда-то. Остались одни остовы станков. Война же доделала остальное. Захирел и костел. Потом в нем даже скот держали.

Жители Ровно сюда почти не ездили, а немцы с презрением оглядывали окрестности и ругали Советы – сами, мол, ни на что не способны и другим жить не давали. Впрочем, жить не давали почти никому и немцы. Но этого они не замечали.

Во время оккупации Ровно был столицей Украины. Немцам нравилась его европейская архитектура, строгие костелы и вообще близость к западным границам. Во имя безопасности оккупационных и местных властей немцы устраивали постоянные облавы, сеяли террор и страх. Они очень быстро обросли сначала экзальтированными друзьями, а потом врагами, ряды которых пополнялись из тех же бывших друзей. Многие решили, что они ничем не лучше русских, а во многом даже хуже.