Олег Попцов: Обжалованию не подлежит

Это, конечно, Сашка. Нелестный итог наших сомнений.

Прошло много времени. И все, чему положено случиться, уже случилось. Однако и по сей день Сережка для меня человек странный. Бывает же такое. Смотришь на человека, а видишь лишь контуры, силуэт.

Ну, и наконец я. Говорить о себе наивно, да и говорить-то нечего.

Я пятый. Зовут меня Лешка, точнее, Алексей Федорович. Отец погиб. Война. Этим не удивишь. Мама жива. Ей сейчас 67 лет. Мама — историк-международник. Она до сих пор выступает с лекциями. Лично меня мама считает неудачником, но я на нее не обижаюсь. Просто мама немножко консерватор и убеждена, что «они» в наши годы были лучше. Почему-то многих это возмущает. А меня нет. В таком возрасте люди больше живут прошлым, чем настоящим и тем более будущим. Прошлое для них — вся жизнь. А кому же хочется, чтобы твоя жизнь считалась неудавшейся.

Почему я на стройке? Легче всего сказать — романтика. Аргумент сомнительный, но сейчас в моде. А если откровенно, то все получилось не очень серьезно. Жила девчонка по имени Светка, и жил мальчишка по имени — я. Это случается обязательно. Вдруг мальчишке показалось, что он влюблен. И не как-нибудь, а только окончательно и бесповоротно. Девчонка фыркала, когда встречала курносого мальчишку. А мальчишка, вобрав в себя тысячу обид, где-то наедине с собой придумывал месть всему девчоночьему роду. И когда однажды мальчишка понял, что он всего-навсего один из многих и девчонка по имени Света если и думает о ком-то, то этот кто-то совсем не он, мальчишка готов был разрыдаться. Однако делать этого не стал ни в момент собственного прозрения, ни много позже. «Она пожалеет, — сказал он. — Ах, как она пожалеет». И уехал. Мальчишка не делал из своего отъезда тайны, наоборот, он лихо сбил кепку на затылок и таким валетом прошел по Дегтеревскому переулку, что даже участковый милиционер Дранышев прищурил глаз и, сплюнув под корявый сапог, звонко сказал:

— Ишь, выгребает, как всамделишный.

Напротив дома Светы Галычевой мальчишка остановился и так посмотрел на холодные и надменные окна, что стекла сверкнули невнятным отливом и судорожно задребезжали. А может, это всего-навсего были слезы и случайный ветер. Мальчишка уехал.

Вот и вся романтика. Год кантовался разнорабочим. Потом армия. А чуть позже, не заезжая домой, — сюда.

Стихов я не пишу, на гитаре не играю. Короче, личность вполне заурядная. И последнее — историю эту рассказывать буду я, как справедливо было замечено однажды. Я не Игорь Ильинский — терпите.

Началось все довольно банально. Шел автобус. Ехали люди. Думали о житье-бытье. Некоторые спорили, некоторые досыпали, короче, ехали. И тут вдруг забавное обстоятельство: пропал кондуктор. Пассажиры всполошились. Кто на улицу, кто к водителю: так, мол, и так: рост средний, глаза серые, усы вразлет, фуражка форменная. Был человек, и нет человека.

Водитель нас выслушал, зевнул, толкнул кепку на глаза и говорит:

— Не пойму вашего беспокойства, граждане. Кондуктор не иголка, найдется. У меня график, поехали.

Ну раз поехали, какой разговор. Ему виднее, он бригадир маршрута. Пока суть да дело, кто-то предложил деньги собрать. К этому времени автобус свернул на площадь Коммунаров и стал тормозить. Народ засуетился. В чем дело? Почему остановка? Вот тут и следует сказать: «нда…а…а…» Дверь открылась, и на подножке появилась она. Вошла и сказала:

— Здравствуйте, я новый кондуктор.

— Ухх ты, — вздохнул автобус, и мы поехали дальше.

По-прежнему каждое утро приходил автобус. Все с шумом бросались на свободные места и ехали. Все было по-прежнему — и все было иначе. Среди нас появилась женщина. Мы смотрели друг на друга, пытаясь понять происходящее, но, увы, разводили руками. Мы только внешне оставались теми же самыми, а в сущности мы уже давно были другими.

Ее звали Леной. Фамилия Глухарева. Она была красива. Я говорю это утверждающе и категорически. Тот самый случай, когда невозможно выделить что-то одно: глаза, профиль, улыбку или манеру говорить. Нет. Бывает же человек красив весь сразу.

Очень скоро мы поняли, что все без исключения влюблены. Так случилось. Мы подозрительно поглядывали друг на друга и делали единственно верное, хотя и малоприятное открытие: «И он тоже».

Двое из нас скисли сразу, потому как почти молодожены. Им единственно что оставалось — говорить «здрасьте».

А вот мы — Сережка, Коля и я — мы другое дело. Наш удел — ждать.

Цветы договорились дарить по графику. Сегодня я, завтра — Николай, послезавтра — Сергей. Время от времени мы разрешали это делать Димке с Сашкой. Естественно, только в целях профилактики и укрепления семейных уз… Однако вскоре от этого пришлось отказаться. Начинал действовать закон перехода количества в качество. График был пересмотрен, и отныне цветы дарили мы, а молодожены хором говорили «здрасьте».