Олег Попцов - Обжалованию не подлежит

— Да.

— Доверие. Между вами было доверие?

— Разумеется.

— Но ты молчал. Это не случается просто так. Ты чего-то боялся?

— Да, я боялся доброты. Доверие — это лишь одна составная дружба. Они меня любили. Не время ворошить частности. Погибли люди. Жизнь без скидок на молодость, на старость, на талант, на порывы, на всю прочую шелуху — единственная справедливая и правомерная жизнь. Их любовь не безгрешна, она способна породить ложь. Они могли заставить меня поверить в собственную невиновность.

— Значит, в дружбе каждый сам по себе.

Николай машинально закуривает, смотрит на паутинистый дым.

— Нет. Каждый должен быть самим собой, иначе невозможна дружба.

— Ты знал, что им нет покоя. Они ищут путь к твоему спасению. И молчал.

— Все не так просто. Я им сказал правду. Я виновен.

— Ты думаешь, они поверили?

— Видимо, да.

— Тогда их поступки становятся бессмысленными.

— Напротив, они обретают иной смысл. Надеюсь, вы меня поняли?

Они стоят, глубоко засунув руки в карманы, и потому кажутся чуть сутулыми.

— Не совсем.

— Странно, а впрочем, ничего странного нет. Это надо пережить. Закуривайте.

— Спасибо, мы не курим.

— С вами был, кажется, Сергей?

— Вот как, я не заметил.

Дует холодный ветер. Похоже на осень. Отчего-то мимо окна летят зеленые листья? Ах, да… Это же сон. Листья должны быть желтыми и сухими. А вдруг это ранняя осень.

Я успел привыкнуть к хлопкам фанерной двери.

Он небрит, у него чуть припухшие глаза… Не иначе всю ночь сидел над расчетами.

— Вы знакомы?

Мы переглядываемся, словно решаем, кому отвечать на этот вопрос.

— Да.

— Сергей Тельпугов, всего два вопроса. Вы любите стройку?

— Нет.

— Почему же вы приехали сюда?

Он стоит привалившись к стене. Желтая стена, черный плащ, резиновые с разводами грязи сапоги.

— Скорее, зачем, — поправляет Сергей. — Никакой романтики, никаких иллюзий. Здесь легче оказаться на поверхности жизни.

— А как же дружба?

— Обычно. Когда вы приходите к врачу, вас спрашивают: чем болели в детстве? Свинка, корь, коклюш. Нет худа без добра. Один раз переболел, второй раз не повторится. Мы квиты.

Бом, бом, бом!

— Что это? Почему никто не обращает внимания? Николай, ты слышишь?

— Кто же это сказал? Всегда веришь в лучшее. Одна тысячная процента надежды, но все равно веришь.

Бом, бом, бом!

Куда же вы? Он должен все объяснить.

— Да проснись же ты, соня!

— А?!

Димка трясет меня за плечо и чему-то смеется.

— Ну ты здоров спать. Вставай.

Сижу на кровати чуть-чуть забалдевший от сна. Сашки уже нет; сегодня воскресенье.

— Видал, что на улице творится?

— А что?

— Снег выпал. Зеленые листья осыпаются. Жуть.

— Быть не может. — Подхожу к окну. В самом деле. Снег, словно куски ваты, лежит на зеленых кустах, траве.

Если уезжаешь в дождь, говорят, к счастью. Сегодня никто не уезжает, а значит, некому завидовать. Однако дождь завел кутерьму с ночи и, судя по всему, не настроен останавливаться.

Где-то за стеной урчит передвижной кран. Все правильно… Грунт ползет. Дал указание — выложить подъезд железобетонными блоками. Неприятности еще впереди. Черт с ними, с неприятностями. По крайней мере, материалы будут поступать прямо на строительную площадку… Минуту назад позвонил Димка.

У них заливает котлован. Спрашивает, есть ли лишние насосы. Голову на плечах надо иметь. Мог бы догадаться… У нас тоже дождь.

В обед, как всегда, забежал Сашка — административный корпус рядом. Пока Сашка чертыхался, обчищал ботинки, заглянул Силихов.

— Алексей Федорович, ползет, как опара. Подъезд выложили. А на повороте насыпной грунт, считай, течет!

— И сильно?

— Да уж куда там — вовсю.

— Сообщи бульдозеристам, пускай объезд пробьют с левой стороны.

— С левой? Алексей Федорович, там ведь…

— С левой, с левой, Силихов. Подъем невелик, градусов пять-шесть. Пару машин дробленки рассыпьте, и порядок. И на комбинат позвоните… Пусть не усердствуют на погрузке… Один прицеп — не больше. Ну, чего стоишь? Ползет, как ты знаешь, вниз, а не вверх. Понял?

— Тэк, э… А… Ну да. Ну да, понял.

— Вот тебе и тэк, э. Блочную нитку каждые тридцать минут чистить колесными тракторами. Ясно?

Силихов недружелюбно косится на Сашку, на его модные ботинки, качает запотевшей головой. Уходит.