Виктор Харченко: На реке черемуховых облаков

Курбан Мамедович объяснял:

— Как видишь, появился у нас фламинго снова… Зимовал хорошо. Нагулявшая жир, сильная птица летит на Мадагаскар. Но часть в заповеднике остается… у которой не хватает «керосину». У нас до Муктиева всегда было много фламинго. И теперь загнездились — около двухсот пар. Ил горкой нагребут и сядут на яйца. Будто джигиты сидят на конях…

Курбан Мамедович явно гордился. Как же, редкая птица — ее только по телевизору показывать. И пока есть что показывать!

Фламинго, совсем не обращая внимания на лодку со стрекочущей по-сорочьи аппаратурой, ходили по отмели на своих длинных ногах, спускали горбатые клювы в воду, искали корм. А вокруг плавали кашкалдаки, утки и лебеди. Еще раз поймав в кадр розовое облако и лицо Курбана Мамедовича, Саша закончил съемку, а затем спросил:

— А куда этот делся, враг всего живого, Барат Муктиев?

Егерь развернул лодку и ответил неспешно:

— Как говорят в нашем народе: мои уста не пьют от него воду. Глаза мои его не видят… Оказалось, что заповедные земли для совхозных бычков отдавал — это полдела. Основное дело — тут левые бригады нутрию и ондатру добывали по разрешению Барата. А шкурами делились с Муктиевым. За колючей проволокой сейчас Барат. Пусть выйдет, как говорится, с чистой совестью… У нас — новый директор заповедника, как ты знаешь…

— Знаю, — сказал Саша. — Новый директор мне сказал: «Лучше Курбана Мамедовича никто заповедник не знает… Бери его на съемку!»

Курбан Мамедович улыбнулся, покачал седой головой. Саша тоже улыбнулся, подумав: «Вот ведь как, такое пережить… И остался человеком, шутит, поговорками сыплет, птицами восхищается… Видно, любит свое егерское дело. Говорят, у него четверо детей… Но пошел на все, чтобы доказать правду…»

И еще Саша подумал вот о чем. Почему на Востоке мужчин сравнивают с орлами? Курбан Мамедович похож — подбористый, сильный, сереброголовый… И кадр получился. Живое облако над головой Курбана Мамедовича. Вполне нормальный кадр!

— Я, ребята, столько людей зарезал в своей жизни, что лучше не вспоминать… По ночам просыпаюсь, думаю, боже ты мой, за что такие муки и страдания. Ведь я родился от нормальных интеллигентных родителей. Меня мама любила в детстве, по головке гладила. А я режу… Отец у меня, кадровый офицер, похоронен в Ленинграде, на Пискаревском кладбище, во время блокады погиб… А я у него на могиле ни разу не был. Не могу. На меня кладбище давит. На психику действует. Единственное, что меня расслабляет, — рыбалка. На реке я сил набираюсь, чтобы резать. Говорят, у меня золотые руки — людей кромсать. Ерунда это, просто опыт. Когда двадцать лет этим делом занимаешься — поневоле станешь профессионалом. Вы говорите, найди себе дело по душе, если не нравится людей резать. Не могу — пробовал. Я думаю, что если господь вручил мне хирургический скальпель, то понадеялся на меня… Кому-то надо выполнять эту работу. С годами на душе вроде корочки образуется. Но это такая корочка, что все время сочится. И сейчас сочится. Поэтому я и рассказываю, чтобы душу облегчить.

Раз начал, то расскажу. Откуда я вышел, вы знаете… Так что это первая рыбалка после того… От тюрьмы да от сумы не зарекайся. Вот и я побывал… В камере со мной еще четверо пребывало. И до сих пор баланду хлебает великолепная четверка, как я их назвал. Ребята — кровь с молоком. Один к одному… Из УБР-2 [2] УБР — управление буровых работ. . Они в домино в балке играли после смены и пиво пили… В магазине пиво выкинули, так они четыре ящика и взяли… Вот они пили пиво и выходили из балка по одному после пива справить малую нужду… А туалета, как на грех, их контора не построила. Балок состряпали тяп-ляп, а вот туалета не было. Вот ребята выходили по очереди на молодой снежок, за угол… А за углом стоял наряд милиции. Вот их и отвезли в пикет. Обвинили в злостном хулиганстве… Такие времена были — застойные, как сейчас говорят. Разобраться по-человечески, какое тут хулиганство? Постройте туалет, вот и все проблемы… Говорят, что на кассацию подали. Может, освободят. Времена изменились…

Ну, а я к этой компании примкнул по делу. Я не обижаюсь… Я человека зарезал — на операционном столе… Знаете Батыгина? Он на Самотлоре известный мужик. Начинал еще у Повха — тот вообще легенда. Его именем здесь месторождение названо. У него проходка была самая высокая… Газетчики на его буровую автобусами ездили. Радио включишь — Батыгин говорит, опытом делится по скоростной проходке. Телевизор я выключал, как увижу Батыгина. Каждый день ему ордена вручали… Но, вообще-то говоря, мужик был крепкий. Умел работать. И бригаду в руках держал… У него бездельников, пьяниц не было… Да вы знаете… И вот заболел Батыгин. Операция за операцией. Пять метров кишок ему вырезали, не помогло. Нет улучшения… И вот он в нашу больницу попал. Как раз мое дежурство было. Пришел я к нему в палату. Лежит, бедный, а лицо у него, как больничная наволочка… Обследовал я его по своей методике. А потом и разговорились… Вроде об анализах должны говорить, а говорили о рыбалке…