Олег Ермаков - Голубиная книга анархиста

Внезапно кто-то шарахнулся прочь, побежал, треща кустами, чухая. Вася вздрогнул. Ему тут же припомнился здоровенный кролик из сна, и он даже чуть было не позвал его, но одумался.

Войдя в рощу, он наткнулся на какую-то железку, дернул ногой и порвал штанину. Нагнулся, ощупал ногу. Ну точно, разорвал. Лампа уже угасала, но он еще сумел при ее свете разглядеть, что набрел на крест. Крест торчал среди прошлогоднего бурьяна, как мачта увязшего в земле корабля. Вася прошел дальше и снова набрел на кресты. Рядом стоял и обелиск с железным венком. Кладбище.

Возле одной могилки была покосившаяся скамеечка, и Вася опустился на нее. Доска заскрипела, но выдержала. Вася пребывал в тоске. Вон чем обернулась его борьба за свободу в этой стране. Полным дерьмом.

Лампа начала пыхать. Огонек умирал. Вася наблюдал за этим угасанием. Наконец огонек совсем замер. Все. Вася еще сидел, сгорбившись. Сейчас он пытался убедить себя, что, как говорится, баба с воза, коню легче… Кто ему эта Валька? Зачем? Откуда она взялась на его голову? Ведь он исповедовал веру одиночного плавания в океане. Ему никто не был нужен. Одному легче достичь берега свободы. Поэтому он предпочитал не якшаться с единомышленниками. Точнее, не действовать с ними сообща. По этой причине он не был на Болотной, когда сорвавшееся с цепи Обло-Лаяй кинулось крушить так называемую демократию и весь этот либерализм. Митингами здесь ничего не добьешься. Митинги — это прошлый век. В двадцать первом веке надо захватывать интернет и умы. Ведь это и есть ноосфера. Тихо и медленно, с кротовьим упорством рыть ход в паутине умов — к свободе. Создавать ноосферу свободомыслия. Такова стратегия Васи Фуджи. А от любого насилия его тошнит. Но это не спасло самого Васю. Обло-Лаяй схватило его за шкирку.

— Да какое мне сейчас дело до всего этого, — проговорил Вася, пытаясь потянуться.

И скамеечка не выдержала и рухнула под его тяжестью. Чертыхаясь, Вася встал. Надо было куда-то шагать. Куда? Да все равно. И он пошел, понурясь, с погасшей лампой в руке. Сейчас ему нужна была не абстрактная какая-то там свобода, а Валя, дурочка с Соборной горы. Вася хотел ее найти. Совсем не потому, что с нею было бы проще выбираться из этой страны. Напротив, труднее. Но… Вася уже не мог ее оставить. Да! Эту дурочку с прозрачно-карими доверчивыми глазами.

Неожиданно он вышел на дорогу. Она шла от кладбища. Постояв, Вася двинулся по ней уже как сомнамбула, зомби. Но нет, на самом деле он определил, что дорога идет в нужном, как ему мерещилось, направлении. По дороге проще идти, чем по травам и кустам. Прошлогодние травы хоть и полегли, но цеплялись, спутывали ноги. Внезапно Вася понял, что уже светает. Да, увидев — увидев дом и реку внизу. Река! Это была она. Значит, не все потеряно. Река приведет к тому лесу, где осталась лодка. Только надо было определить теперь, в какую сторону по реке идти. Вася стоял и смотрел на реку, дом. Но что за дом? Хутор какой-то?

Внезапно Васе пришла мысль, что и Валя могла выйти сюда, к этому единственному в ночи жилью. Это было как-то просто, не в духе тридцать второго воображения, — но, может, как раз, в духе семьдесят второго — в духе высшей, как говорится, простоты.

Удивительно, но Вася, понимавший, что светиться в его положении опасно, взял и пошел к дому. Точнее — потащился. Ноги он еле передвигал. Полупальто на нем обвисло, мокрое от дождя. Вязаная большая шапка сползала на глаза. Башмаки были мокрые, грязные. Лампа ударялась о ногу. После сидения на кладбище его била мелкая дрожь. Вася озяб изрядно. Из-под плетня вдруг выкатилась с лаем белая ушастая собачка. Вася посмотрел на нее и продолжил свой путь. Он открыл калитку, взошел на мокрое крыльцо. Постоял еще в нерешительности. Но дождь припустил сильнее, и Вася вытянул руку и постучал. «Тук-тук-тук!» Собачка прыгала на ступени, тут же с визгом соскакивала, лаяла. Вася снова постучал. Стоял, ждал. Никто не открывал. Вася опустился на корточки, привалившись спиной к двери. По крайней мере, здесь, под навесом, можно было переждать дождь. Только мешала вертлявая и голосистая собачка. Откуда-то ей отвечали и другие собаки. Наверное, здесь не хутор, а целая деревня.

Но у Васи просто уже не было сил куда-то идти. Никаких сил не осталось. Ноль сил, ноль мыслей, ноль, ноль, ноль всего. Ничего. Пусто. И он впал в забытье на этом крыльце.

Разогнался на велосипеде… а педалей нет, а вот обрыв… эй! аа! Огромная долина… Но, пролетев, плавно приземлился. Посреди долины какой-то объект… Какое-то живописное сооружение… Не поддающееся определению. Вот. А дальше — дальше цветущие белым деревья. И огромные разноцветные букеты, величиной с эти деревья, ого. Ветер! Несколько букетов валятся. Появляются женщины, маленькие, как мотыльки. Поднимают кое-как букеты, упираются, толкают руками. Летит дятел в чисто-белом оперении. Из его клюва вырывается парок дыхания. Да, холодновато. Чистый дятел с кровавой шапочкой летает туда-сюда. Потом стучит. «Тук-тук-тук!»